Софийские рассказы (Калчев) - страница 118

— Что-то я сомневаюсь в ваших обещаниях! — резко бросила она.

— Вам это свойственно, — раздраженно ответил я.

— Кому это — вам?

— Руководителям.

Она отставила в сторону чашку и продолжала:

— Какие мы руководители?.. Мы самые обыкновенные регистраторы, которых вы привыкли беспрестанно критиковать.

— Не согласен.

Между нами начался ожесточенный спор. Иванчо смотрел на нас рассеянным взглядом, потом отставил в сторону пустую чашку и незаметно удалился в другую комнату продолжать свой прерванный сон. Тогда я, разозленный ее назидательным тоном, спросил:

— Любишь его?

Она вздрогнула, услышав мой вопрос. Конечно, она не ожидала его. Я поставил ее в затруднительное положение, И наверное, она покривила душой, ответив мне:

— Да, люблю. Он мой товарищ по жизни.

— Поздравляю тебя.

— Не стоит. Еще не учредили орден за такую любовь.

— А надо бы.

— Ты этого хочешь?

— Ну, я-то никогда не получу такого ордена.

— А почему? Ты ведь тоже любишь. Это же видно.

— Кого люблю?

— Ты знаешь, о ком я говорю… Но я должна тебя предупредить по-дружески — будь осторожней! Вопрос очень сложный.

— Ничего не понимаю.

— Поймешь… Мы всегда слишком сентиментальны и снисходительны, пока нам не сядут на голову. Я сторонница более суровых мер… Мы и так достаточно много пускаем слюни, играя в демократию.

Она, все больше распаляясь, спорила со мной. И я, задетый ее никому не нужными, пустыми словами о долге, дисциплине, начал возражать. Мы все больше и больше отдалялись друг от друга, потому что я не мог безоговорочно соглашаться с ее взглядами на общество, людей и их мораль. Может, все и кончилось бы простым спором, если бы она не стала кричать, что таким, как я и Виолета Вакафчиева, нет места в нашем рабочем коллективе. Я вскочил:

— Как это понимать?

— Как хочешь! — резко выкрикнула она. — Ты подвел меня с ее назначением, а теперь она пытается водить всех за нос.

— Все ясно, — сказал я. — Спокойной ночи!

— Не все тебе ясно.

— Все!

— Спокойной ночи.

Я взял ее руку. Она была холодна как лед.

17

Когда я думаю о Гергане и Виолете, мне всегда вспоминается, как мы строили этот город, и я не могу избавиться от этих воспоминаний. Мы заплатили за все. Нам не на кого сердиться. Даже когда Гергана сказала мне, что Виолета пытается водить всех нас за нос, я особенно не рассердился на нее. Ведь у Герганы были добрые намерения.

Она хотела меня спасти, потому что боялась за меня…

Подойдя к дому Лачки, где я теперь жил, я осторожно открыл плотно сколоченную из дубовых досок калитку и незаметно вошел во двор. Дом и пристройка тонули в тени шелковицы. Окна были открыты, потому что Лачка любил свежий воздух, а главное — всегда слушал, кто входит и кто выходит. Только сон мог побороть это его неистребимое любопытство. Вот на это и была моя надежда, когда я бесшумно, как кошка, поднимался по бетонным ступенькам крыльца. Но не успел я сделать и нескольких шагов, как с балкончика кухни послышалось: