— Конечно!.. А я и не собираюсь делать из этого тайну!.. Я горжусь этим ребенком! Он мой! Только мой!
— Конечно!
— Никто не имеет на него права! Он мой!
Она лихорадочно глотала холодное пиво и говорила:
— Никто не знает, кем он будет! Может, он станет поэтом!
— Может!
— Великим актером!
— Может!
— Путешественником!
— Все может быть, Виолета… Жизнь — это загадка…
— Что ты хочешь этим сказать?
— Ничего, Виолета.
— На что ты намекаешь?
— Я ни на что не намекаю.
— Нет, ты намекаешь, что я должна избавиться от него.
— Ничего подобного, Виолета! Ты ошибаешься.
— Нет, не ошибаюсь. Я очень хорошо знаю, о чем ты думаешь! Я рожу его, что бы ни случилось потом…
Я попросил ее сменить тему разговора. Она согласилась, но через минуту вновь начала меня упрекать в том, что я сомневаюсь в ее порядочности, и приписывать мне слова, которые я не говорил и даже не помышлял произнести.
— Ты обижаешь меня, Виолета! Я вовсе так не думаю, но считаю…
— Что у него должен быть отец, да? — подхватила она и швырнула кусочек хлеба в озеро, чтобы поманить плававшего у берега лебедя. Царственная птица изогнула шею, опустила голову в воду.
Мы с Виолетой сидели долго, пока не сместилась тень плакучей ивы и мы не оказались на солнце. Полдень давно миновал, солнце припекало, и пора было уходить. Я расплатился, и мы встали. Когда мы спускались вниз вдоль водного каскада, Виолета уже ничего не говорила. А когда мы подошли к городу, она расплакалась и сказала, что ей не хочется возвращаться туда. Я попытался ее успокоить, но она стала плакать еще сильнее и, оставив меня на дороге, вдруг свернула и пошла в сторону. Я бросился за ней, но она нетерпеливо махнула мне рукой, и я решил оставить ее в покое.
Домой я вернулся вконец расстроенный. Лачки и жены его не было видно. Я рухнул на кровать и долго пролежал так, опустошенный и обессиленный.
Все случившееся проплывало перед моим мысленным взором, начиная от ваксы, которой я вымазал туфли утром, и кончая невероятной историей, услышанной на кладбище. Да, сомнений не было. Я был обречен служить Виолете. Мы были словно связаны единой цепью. Но почему? Почему? Незаметно для себя я уснул и проспал беспробудным сном до полуночи. Когда проснулся, в мое окно светила луна. И мне вдруг показалось, что это вовсе не луна, а лицо Виолеты. Я в страхе спрятался под простыню, но лунный свет проникал и через ткань, и я очень ясно видел круглый диск, который, казалось, хотел вкатиться через окно прямо ко мне в комнату. Я сбросил простыню, вскочил с кровати и направился к окошку глотнуть свежего воздуха. Высунув голову в окно, я услышал, как кто-то тяжело вздохнул. Это был Лачка, мучимый своей неистребимой бессонницей. Он стоял на кухонном балкончике. Я снова лег. Луна продолжала следить за мной в окно словно живая.