В тишине слышался далекий гул завода. Я подумал о людях, работающих в ночную смену, и попытался развеять свои дурные мысли. Потом я различил и шум реки, протекавшей по другую сторону квартала… Луна медленно перекатывалась по небу, и вот наконец я остался в темноте. «Пусть пойдет дождь… — подумал я. — Мне не надо ничего другого. Пусть пойдет…» Внезапно снаружи донесся какой-то звук. Вначале я подумал, что это кошка, мяукая, бродит по винограднику, но потом различил чей-то голос.
— Товарищ Масларский!.. Масларский!.. — звал меня кто-то.
Это был Лачка.
Я встал и, подойдя к окну, высунулся наружу. Во дворе, освещенная луной, стояла Виолета и разговаривала с Лачкой. Он был на балконе, а она стояла внизу, перед дубовой калиткой, не решаясь войти.
— Заходи, товарищ Калыпчиева! — приглашал Лачка. — Я его сейчас позову. Заходи!.. Люди же мы все-таки…
— Я не Калыпчиева, а Вакафчиева, — ответила Виолета.
— Извиняюсь.
Я быстро набросил пижаму и вышел во двор. Виолета стояла за калиткой. Я махнул ей рукой, и она вошла. Она пересекла двор и стала медленно подниматься по бетонной лестнице. Лачка молча наблюдал за нами. Виолета вошла в мою комнату и попросила не зажигать света. Мы молча посидели некоторое время, потом она встала, медленно подошла ко мне, опустилась передо мной на пол и положила голову мне на колени.
— Пусть наш сегодняшний разговор останется в тайне.
Я дрожащей рукой погладил ее волосы и спросил:
— Неужели ты сомневаешься, Виолета?
— Я прошу тебя…
— Будь спокойна, Виолета…
— Я прошу тебя… — Она резко встала и направилась к выходу. — Мне другого ничего от тебя не надо, — сказала она, нажимая на ручку двери.
— Я понимаю.
— Спокойной ночи..
— Спокойной ночи, Виолета!
Я слышал, как простучали по бетонным ступенькам ее каблучки. Слышал, как она пожелала спокойной ночи Лачке. Слышал, как открылась и закрылась калитка. И шаги ее затихли на освещенной луной улице…
Как я и предполагал, Виолета вновь вошла в мою жизнь. Чувство, которое я испытывал к ней, нельзя было назвать любовью. Наверное, и она так же относилась ко мне. Но мы тянулись друг к другу, словно не могли жить один без другого. Я злился на себя за мягкотелость, ругал себя после каждой сделанной мной уступки. А она думала, что я по-прежнему должен служить ей, словно никогда и не было между нами этих десяти лет.
Часто, придя вечером домой с работы, я как подкошенный валился на кровать, но тут же приходили мысли о Виолете и я долго не мог уснуть. Мне стали привычными все ночные шумы. Я слышал, как через двор шла кошка, как она вспрыгивала на забор… Знал, когда погаснут окна в соседнем доме, где жили два инженера с нашего завода. Знал, когда даст гудок паровоз, маневрирующий по ночам на станции. Все мне было известно. Я слышал, когда выходил на балкон Лачка, и знал его грязные мысли, и меня коробило от его заплывшего жиром воображения.