Софийские рассказы (Калчев) - страница 161

Мы встали и пошли по скверу. Я не слышал своих шагов, не понимал, куда иду. Это были аллеи нового парка, разбитого в городе, где когда-то мы проложили первую траншею в поросшем бурьяном голом поле. Сейчас здесь не осталось терна и чертополоха. В городе высились новые корпуса и жилые дома. И мы тоже стали другими. И Виолета. И медицинская сестра. И вахтерша, которая отдавала мне честь, когда я выезжал на «зиле» через главные ворота завода…

О прошлом я не думал. Все мы были устремлены в будущее — и дети, и взрослые… И солнце, встающее каждое утро над нашим городом, тоже смотрело в будущее…

Перевод В. Н. Гребенникова.

На нашей улице Экзарха Иосифа раздавали пистолеты и пропуска для хождения в любое время суток. Мне сказали, чтобы я поторопился, пока все не разобрали, прибавив при этом, что революция продолжается…

Раньше наша улица просто кишела людьми: пьяные возницы с пустыми двуколками, туберкулезные портные, сапожники в кожаных передниках, старьевщики… и, конечно, гимназисты и студенты, столовавшиеся в харчевне «Граово». Вся эта публика жила на чердаках и в полуподвалах, шумела и голодала, окруженная недовольными хозяевами, конными блюстителями порядка, проститутками и новоявленными богатеями, как говорится, продуктом военного времени. Недоставало только почтальонов. Нас было всего двое в почтовом отделении, потом одного мобилизовали и отправили куда-то в Македонию. Остался только я среди всей этой неразберихи. И вдруг после победы революции на меня обратили внимание.

— Слушай, брат, — сказали мне, — революция в опасности, надо ее защищать! А ты у нас классово сознательный человек.

Вначале я как-то не обратил особого внимания на эти слова, но от частых повторений их и, может быть, от всеобщего энтузиазма, который охватил нашу улицу, я постепенно почувствовал, что и меня захлестнула и понесла волна классовой ярости. Одним словом, я понял, что у меня на боку рядом с моей кожаной сумкой должен висеть и пистолет, который мне предлагали.

Склад оружия располагался в квартире экспортера Табашки, удравшего с гитлеровцами и не сказавшего, как говорится, последнего прости своим соседям по кварталу. В комнатах его осталась всякая мелочь: банки с вареньем, дамские туфли, новехонькие костюмы. Все это сразу же роздали населению. Освободили квартиру и заполнили ее оружием, поставив перед дверью для охраны порядка парня с красной повязкой на рукаве.

С каждым днем народу в доме становилось все больше, приходилось с трудом пробираться по бетонной лестнице, чтобы попасть в квартиру, где у дверей стоял парень с красной повязкой. Я, в форменной фуражке и с кожаной сумкой через плечо, запасшись терпением, встал на лестнице. Мне долго пришлось ждать своей очереди. Спустя какое-то время в дверях показался товарищ Мичев, бывший политзаключенный, а сейчас интендант склада в квартире экспортера Табашки. Этот Мичев тут же узнал меня и позвал: