Шел я по Экзарха Иосифа в наш полуподвал и чувствовал в душе легкость. Казалось, ноги мои едва касаются земли, хотя вальтер ощутимым грузом давил мне на крестец и болтался взад-вперед, оттягивая вниз мой кожаный ремень. Я еще не успел привыкнуть к нему, да и, честно признаться, было мне как-то неудобно идти вооруженным по улице, потому что встречные озадаченно посматривали на мой пояс и, как мне казалось, что-то хотели сказать мне. А один все же не выдержал и крикнул:
— Эй, друг! У тебя что-то там под пиджаком болтается. Смотри не потеряй!
— Не твоего ума дело, — отрезал я, продолжая свой путь, но потом разозлился сам на себя: почему я его не остановил, растяпа, и не потребовал паспорта? Всегда в таких случаях нужные решения приходят мне на ум с опозданием. Поэтому я продолжал с вызывающим видом идти по улице, пристально глядя на людей в надежде, что еще кто-нибудь из них вздумает пошутить относительно моего оружия, но встречные отводили взгляд в сторону и уступали дорогу, чтобы случайно меня не задеть. Вальтер продолжал болтаться у меня на ремне, больно ударяя по моим выпирающим костям.
Домой я добрался почти как с поля боя — опьяненный славой и слегка поглупевший. Жена только что вернулась с рынка и торопилась приготовить обед. На столике в кухне лежал виноград и кусок мяса, который она резала длинным острым ножом. Нож этот всегда пугал меня, когда она брала его в руки. Но сейчас я был смелым, вошел в кухню, выражая некоторое пренебрежение своим видом, и спросил немного вызывающе, почему обед еще не готов, неужели в этом полуподвальчике с одной комнатой так много дел, что за столько времени трудно что-нибудь сварить. Жену мое замечание задело. Она бросила резать мясо, пристально посмотрела на меня и сказала:
— Нахал!
Я подумал, что она заметила мой вальтер, оттягивавший мне ремень, и ответил с гордостью:
— Каждому — по его заслугам!
— А вот бакалейщик сказал, что больше не даст ничего в долг!
— Да-а?! — Я резко повернулся к ней, но она по-прежнему не замечала моего пистолета. — Ничего, даст! — заверил я. — Он у меня попляшет. Мы этой буржуазии еще не предъявили все свои счета…
Я отвернулся и наклонился над краном, будто попить воды, но жена продолжала заниматься мясом и пистолета по-прежнему не замечала.
— Ты ведь голоден? Почему же пьешь воду?
— Это мое дело, — сказал я, стоя над краном и поддерживая одной рукой вальтер, чтобы не мешал.
Жена продолжала бурчать, а я все пил и пил воду. И тут в кухню влетел, как всегда еле переводя дух, наш десятилетний сын Иван, наигравшийся и голодный. Он увидел мой пистолет еще с порога.