— Какая листовка? — повторил он и протянул руку, чтобы взять ее из руки сына. — Откуда ты взял?
— Нашел.
— Где нашел?
— На улице.
— Интересно, а почему это я не нахожу листовок на улице?
— Откуда я знаю?.. Нашел, и все.
— А почему обгоревшая?
— Сестра хотела ее сжечь, да я успел выхватить из огня, чтобы прочесть.
— Ну а если я дерну тебя за уши… и оторву их?
Он потянулся, чтобы схватить мальчика за ухо, но не смог, потому что был ниже сына ростом. И это как будто еще больше его разозлило.
— Что такое эти три «Л»?.. Какие такие три «Л»? Кто их выдумал?
Он посмотрел на меня, и в его взгляде можно было прочесть укор и любопытство. Ему хотелось и пожурить нас, и узнать что-нибудь о нашей конспирации, которую в глубине души он одобрял. Чтобы разжечь его любопытство, я тоже загадочно улыбнулся. Взял листовку у него из руки и, притворившись, что сейчас впервые ее вижу, медленно и отчетливо стал читать по складам уцелевшие от огня строки. Панайотов слушал меня с опущенной головой, казалось, он едва сдерживал гнев. Лицо его побледнело. Вся фигура, низенькая и неуклюжая, стала еще меньше. Руки беспомощно опустились. Челюсти были плотно сжаты, и время от времени на скулах играли желваки. Что переживал сейчас этот маленький и несправедливо обиженный судьбой человек?
Когда я закончил читать, он сказал, не поднимая головы:
— Ленин… Брест-Литовский мир…
Я взглянул на него с удивлением:
— Почему Брест-Литовский мир?
— Читай историю и не расспрашивай… А листок брось в печку, чтоб сгорел, не то мы сами сгорим синим пламенем!.. Ленин! В двадцать четвертом я из-за него получил пощечину в полиции. Мы тогда вышли на траурный митинг… Спас меня рост. Если б я был немного выше, меня бы отправили в тюрьму, но из-за роста я отделался только пощечиной… Декрет о мире… Вся власть Советам!.. И да здравствует революция!.. — Последнюю фразу он произнес на чистом русском языке.
— Папа, да ты знаешь русский? — вытаращил глаза мальчик.
— Тсс! Потише там, чтоб не слышали соседи! Знаю, конечно, как не знать… Только вот эти «Л»… не понимаю, что оно такое… Что это значит? О чем идет речь?
Я засмеялся. Попросил его помолчать немного и шепотом объяснил все. Панайотов выслушал меня с глубоким вниманием, после этого с одобрением сказал:
— Можно… И так можно!.. Только эти три «Л» не нашего ума дело, — продолжал он. — Эта работа малость посерьезней будет… Ладно уж!.. А сейчас давайте есть, а то язык проглочу, так проголодался…
Все сели вокруг стола. Забренчали ложки и тарелки. Разнесся теплый, ароматный пар из большой кастрюли, которая казалась мне похожей на солдатский котел.