Это был наш последний разговор со Стояном Гайтановым. В то время он снова начал ходить в больницу — у него обнаружили еще одну болезнь, которая требовала продолжительного лечения, и у него почти не оставалось времени на разговоры. Нашей жизнью в тюрьме он больше не интересовался. Забросил аптечку, перестал давать и советы по медицине. Я заметил, что он уже не так следит за собой. Время от времени погладит рубашку, и все. И губы, и глаза его молчали. Он будто смотрел поверх наших голов, чтобы не встречаться взглядом с другими. Так порвались нити, связывающие меня с ним, с его тревогами и мыслями. Я смотрел, как он в своей полосатой одежде каждый раз уходит в больницу, сопровождаемый жандармом с перекинутой через плечо винтовкой, и в душе моей росло предчувствие чего-то плохого. Что ждет его? Что он надумал?
Зарядили июньские дожди. Небо нахмурилось. Стало даже холодновато, как будто пришла осень. Мы дрожали от холода в цементных помещениях, а во время прогулки бегали по двору, чтобы согреться. Вспоминаю также, что в тот день утром, прежде чем пойти в больницу, бай Стоян долго не мог решить: брать или не брать зонтик? Но где это было видано, чтобы заключенный шел с зонтом, конвоируемый жандармом с винтовкой?! Смешно и нелепо!
А дождь продолжал лить, будто начался второй всемирный потоп. После долгих колебаний бай Стоян надел длиннополую тюремную шинель. Она была полосатой и совершенно новой. Ее дал ему Смерть, благоволивший к Доктору. Бай Стоян надел шинель, берет, тоже полосатый и новый, улыбнулся и пошел впереди вооруженного жандарма. Позднее я понял, что жандарм также проявлял добрые чувства к этому заключенному. Он позволял ему держаться слишком свободно, за что потом и поплатился.
Визиты в больницу продолжались обычно до обеда. После обеда бай Стоян, довольный и посвежевший, возвращался в тюрьму и с аппетитом съедал похлебку, которую мы оставляли для него. Очень редко случалось ему запоздать, тогда они заходили в какую-нибудь лавку и там перекусывали, так как жандарм очень любил слоеные пироги с брынзой, а бай Стоян охотно угощал его.
В тот дождливый день они тоже задержались. Однако это ни у кого не вызвало подозрения. Даже Смерть спокойно расхаживал по двору, перебрасывая ключи из одной руки в другую и не подозревая, что случилось что-то страшное. И нам не могло прийти в голову, что над нашими головами уже нависла беда.
Ближе к вечеру, около четырех часов, взвыли сирены. Сначала мы подумали, что это промчалась пожарная команда. Однако, прислушавшись, поняли, что этот пронзительный и острый звук несется не со стороны города, а от тюрьмы. Кроме того, часовые на вышках направили свои винтовки на наши помещения, готовые начать стрельбу. К ним присоединились и жандармы в синей форме. Удивленные этим, мы подошли к окнам, чтобы увидеть, что происходит. Кто-то крикнул: