По обоим берегам реки темнели старые вербы, опустившие ветви до самой воды. Сразу за вербами начинался заводской двор. Он тянулся до холма, у подножия которого тонуло в тени деревьев кладбище. Рядом с ним проходила железнодорожная линия. Грустное это было место. Хорошо, что завод работал и ночью, времени для грусти и печали не оставалось.
Мне понравилось место, которое я нашел, и уходить не хотелось. Я решил, что купаться не стоит — вода холодная. Лучше смотреть на реку издали. Она дышит и блестит серебром в лунном свете. А может быть, это свет от завода?..
Я поймал себя на мысли, что не заметил, когда сел. На душе стало легко. Хмель постепенно выветрился из головы. Зрение стало уже не таким острым, как несколько минут назад. И природа меня больше не привлекала. Вглядываясь в себя пристальнее, я понимал, что был сильно пьян. Хорошо, что не залез в воду. На следующий день нашли бы мой труп и все бы гадали о причинах моего самоубийства. Вот так и рождаются всякие недоразумения.
Темнота вокруг стала гуще. Теперь я почти ничего не видел. Зато услышал, как позади меня в ветвях акации подал голос соловей. К нему присоединился еще один. Они как будто пели только для меня. Их пение навевало грусть, настраивало на меланхолический лад. Снова и снова перебирал я в памяти прожитую жизнь. Понимал, что до сих пор шел неверным путем… Так и сидел я в песке на берегу Марицы, жалкий, как обгоревшее дерево.
Сколько я просидел так, не знаю. А только было уже довольно поздно, когда я собрался уходить. Ноги мои вязли в песке, и я шел с трудом. Добравшись до края акациевой рощицы, в которой пели соловьи, я оглянулся. Река уже не была видна. Только слышался шум завода, находившегося за рекой, на другом берегу.
Наконец я выбрался на главную дорогу, которая проходила через акациевую рощу. Опустился на деревянную скамейку, с сожалением отметив про себя, что протрезвел окончательно. Мне опять стало не по себе. Тоска сдавила сердце… И тут я услышал, что за моей спиной кто-то разговаривает. Обернувшись, увидел неподалеку от себя влюбленную парочку. Они обнимались и, думая, что поблизости никого нет, разговаривали достаточно громко.
— Мне все равно, что скажут… — Это произнес мужчина.
— Ну а мне не все равно, — ответила женщина.
— Почему?
Она промолчала, и я пожалел об этом, потому что мне было интересно услышать ее ответ.
— Ну говори же! — сказал он, и я мысленно вместе с ним повторил эту настоятельную просьбу. Мы с ним были одинаково любопытны. Но она все еще молчала, и это действовало нам на нервы. Он прижал ее к себе и стал что-то шептать ей. Я прислушался внимательнее, укрывшись за стволом старой акации, которая раскинула свои ветви над моей скамейкой. Влюбленные были по другую сторону от акации, возле дороги, ведущей к реке.