— Женатый?
— А почему это тебя интересует?
— Да так просто.
— Думаешь, не простит? Нет, Векилов понятливый.
Мы помолчали, думая об этом Векилове. Я не знал его, но представлял себе: полненький, затянутый высоким жестким воротничком, черные усики, поредевшие волосы, красная шея. Не иначе, скоро пострадает от апоплексического удара. Немало людей прошло через его руки.
— Да, идите к Векилову. А я завтра выеду из гостиницы.
— Почему? — испуганно спросил он и остановился напротив меня.
— Не могу больше жить здесь, — отрезал я.
— Но я все продезинфицирую…
— Нет, приготовьте мне счет.
— Я прошу тебя, Масларский. Что же это получается? Выходит, это я, Гюзелев, выгнал клиента. Значит, я виноват.
— Нет, просто я не могу жить рядом с человеком, который позорит мое имя. Всему городу станет известно, что Масларского застали в гостинице с какой-то подозрительной женщиной. Что мне прикажешь делать?
— Нет ничего проще. Предоставь это мне. Все сделаю как полагается, все расставлю по местам.
— Спасибо, но я все равно не останусь. Приготовьте мне счет.
— Я тебя прошу, Масларский! Нет, я запрещаю!
Мы поднимались по лестнице, и я, пользуясь случаем, напомнил ему обо всех безобразиях, с которыми мне пришлось столкнуться. Не забыл сказать и о брынзе. Он мне пообещал, что завтра же выбросит бочки, а в туалете прикажет насыпать побольше хлорки. Душ всегда будет открыт. Теплая и холодная вода будет круглые сутки. Мне он скоро выделит отдельную комнату. Он даже показал ее мне. До сих пор там жил директор, командированный.
Я продолжал хмуриться, а Гном смотрел на меня умоляюще и снова начал ссылаться на Векилова, мол, он понятливый и, если я выеду, задумается над этим фактом… Он долго еще что-то мне говорил, но я отодвинул его в сторону и заторопился уйти к себе в комнату. Там было тихо. Все спали. Глядя на свою смятую, неубранную постель, я подумал: «Векилов понятливый… Векилов простит…» Не раздеваясь, бросился на постель и сразу же заснул.
Получилось так, как я и думал: по комбинату поползли слухи, что я водил в гостиницу женщин и развратничал с ними ночи напролет. Злые языки утверждали, что женщины были замужние, что я дарил им подарки, что среди моих любовниц была и одна девица, на которой я обещал жениться. После этого все, особенно женщины, стали смотреть на меня с любопытством. Все мои усилия объяснить, что речь идет о другом Масларском, не принесли результата.
Самым неприятным было то, что бай Драго отложил запланированную пирушку. Ни тебе карпа, ни утки, ни белого вина. В конце концов, решил я, можно и без утки прожить. Буду-ка я лучше выполнять свои нормы, может, кто-нибудь и скажет обо мне доброе слово; уйду в себя, стану гордым и неприступным.