Однажды мне передали, что меня вызывает начальник милиции Векилов. Вначале это ошарашило — слишком живы еще были в моем сознании воспоминания, но затем меня разобрало любопытство, и я пошел в милицию. Страха я не испытывал, потому что, как говорится, воробей я был стреляный. Чего мне было бояться? Я даже решил с ними поскандалить, если они начнут читать мораль. Слишком уж много мне давали до сих пор всяких советов. Хватит! Сыт по горло!
Вот с таким настроением я и перешагнул порог милицейского управления. Наконец-то я увижу Векилова! К моему удивлению, он оказался худым, болезненного вида человеком с бледно-желтой, сморщенной на лице кожей. Голова его высовывалась из широкого стоячего воротничка, как голова черепахи из панциря. Глаза у него были большие, навыкате. Я сразу предположил, что у него базедова болезнь. Позже, когда мы разговорились, я узнал, что его еще с тех пор, когда он сидел в тюрьме как политзаключенный во времена фашизма, мучает язва желудка. К тому же оказалось, что мы с ним земляки, из соседних сел, что и он пострадал в 1951 году, но сейчас снова работает на старом месте и чувствует себя отлично, несмотря на болезни.
— Почему я такой худой? — спросил он и ответил: — Сам себе удивляюсь. Ем я достаточно… Вон коллеги мои — люди полные, крепкие, здоровые. Их и уважают. А меня, простите, несерьезным считают… Да, молодой Масларский… А ты отдуваешься… Донжуана из тебя сделали… Интересно… А почему бы и нет? Хорошая слава… — Он похлопал меня по плечу и сел рядом в кресло.
Кабинет у него был просторный, все стены увешаны плакатами. Я понял, что имею дело с человеком добрым, который на своем месте долго не продержится.
— Ты мне все-таки правду скажи: прежде когда-нибудь такое свинство в гостинице бывало или нет?.. Только правду говори. Я не люблю, когда мне врут.
— Ну что вы, — возразил я. — Как можно?
— Ни разу? Интересно… И Гюзелев говорит, что женщины не ходили… Кстати, как он, этот Гюзелев? Гостиницей управляет?
— Порядочный человек.
— Совершенно?
— Головой ручаюсь.
— Я бы не советовал тебе торопиться с выводами. — Он встал и снова вернулся за свой стол.
Я смотрел на него с любопытством.
В кабинете было светло, в открытые окна ярко светило летнее солнце. Над столом висела увеличенная фотография — Ленин читает «Правду». На столе стоял портрет Феликса Эдмундовича Дзержинского.
Во мне будто что-то перевернулось. Внезапно я почувствовал к Векилову симпатию.
— А что скажешь о своем однофамильце? — неожиданно спросил он.
— Тоже хороший человек… порядочный.
— Значит, все хорошие, все порядочные… А кто же тогда плохой? Милиция?