» [Валгина 2001: 137]. Образование слов на
– ость от прилагательных на
– ский происходит по мутационному типу на базе не прямого, а «окачествленного» (и служащего мотивирующей семантической основой) значения исходного прилагательного.
Эмигрантская пресса использовала этот словообразовательный механизм (отадъективные производные на – скость, выражающие общественно-политические понятия), сложившийся в русской словообразовательной системе еще в XIX в., но использовавшийся ограниченно для создания окказионализмов, намного раньше языка метрополии – уже в 30-е гг. XX в. В русском советском языке в 20–30-е гг. XX в. ведущей семантической сферой, где использовались производные на – ость, становится производственно-техническая; напротив, эмигрантская публицистика в меньшей степени сосредоточена на словопроизводстве «профессионально-технических» производных, преимущественно же – на обозначении социально-политических понятий. Имена существительные на – скость, семантически мотивированные коннотативными (вторичными) элементами значения соответствующих производящих прилагательных, находились в одном мощном словообразовательном потоке с иными производными, концептуально важными для эмигрантского интеллектуально-духовного поля: монархичность, соборность[48], почвенность, унитарность, великодержавность, многоплеменность и под.
Эти два основных признака суть: во-первых, – признак монархичности; во-вторых, – признак младоросскости (Младоросская искра. 1933. 5 янв. № 26).
Приток эмигрантов и беженцев из России способствовал оживлению русской культурной и общественной жизни в Манчжурии-Го, не нарушая той почвенности, которая выгодно отличала ее от чисто эмигрантского существования русских в Европе (Младоросская искра. 1933. 10 июля. № 31).
…великодержавность великодержавности рознь (Младоросская искра. 1933. 25 февр. № 36).
Многоплеменность России предопределила и многоплеменность эмиграции (Сигнал. 1939. 1 апр. № 52).
Случай с производными на – скость в сфере публицистики у эмигрантов и в языке метрополии – одна из иллюстраций проницательного наблюдения Г. О. Винокура, относящегося еще к 1940-м гг.: «В каждом языке, наряду с употребляющимися в повседневной практике словами, существуют, кроме того, своего рода «потенциальные слова», т. е. слова, которых фактически нет, но которые могли бы быть, если бы того захотела историческая случайность» [Винокур 1991: 327]. Историческая случайность «захотела» производства слов на – скость в эмигрантском обиходе уже в 30-е гг. XX в., опередив русский язык СССР/России на полвека, в котором «историческая случайность» оказалась востребованной только в 1980-е гг.