– Спроси ее! – приказал толстый и очень важный священник. – Она тебя понимает?
– Да, ваше преосвященство, – откликнулся на германском наречии второй трусливый голос. Тощий монах поклонился епископу и вдруг спросил по-русски: – Старуха, ты разумеешь меня?
Баба Яга с готовностью кивнула – ей надоела эта неприятная игра.
– Сам ты старуха, а кто этот напыщенный индюк? – хихикнула она.
– Это, противная ведьма, не индюк, а седьмой епископ Рижский, его преосвященство Фридрих Пернштейн! – заявил толмач, воздев указательный палец в сторону потолочного свода. – Сам лично!
– Фу, какое мерзкое имечко! – брезгливо фыркнула ведьма.
– А как твое имя, любовница Сатаны, признавайся?
– Маменька с папенькой нарекли Ягодкой, людишки серые Ягодой, а боги Ягой Бабой.
Толмач успевал переводить епископу ответы ведьмы.
– Спроси ее главное! – почти выкрикнул епископ. – Где она взяла венецианские дукаты? Откуда у нее золото?
– Ответствуй, гнусная старуха, у кого ты украла золотые монеты? – от нетерпения толмач даже пнул ведьму по коленке.
Баба Яга поморщилась от боли и тихо прошептала.
– Они кричали от ужаса! Перед тем как я оторвала им головы, но это было в позапрошлой жизни.
– Кто кричал? – опешил переводчик.
– Викинги кричали, а потом они захлебнулись в собственной крови. Кровушка хлестала по кольчугам и щитам. Вот у них-то в ларце я потом и нашла эти денежки, да и не только – там и камушки самоцветные были. А их поганый драккар с полосатым парусом я после затопила в самом глубоком омуте Итиля.
Брат толмач так и застыл с открытым ртом.
– Что? Что она сказала о золоте? – епископ Пернштейн принялся дергать его за рукав. – Где она его прячет?
Толмач что-то такое рассмотрел в глазах Бабы Яги, что даже непроизвольно попятился.
Баба Яга заскучала. Эти неинтересные серые людишки хотят только одного – денег и прочих сокровищ. Ведьма поняла, что ее всенепременно будут пытать, а затем обязательно убьют страшной смертью. Она перестала отвечать на вопросы толмача и принялась незаметно нашептывать заклинание «Оковы падут».
– Съплескание от ненавидити в мир людиэ. Изгрызи вервь в прах. Пожирай жельзо сам. Оковы падут!
Епископ и другие присутствующие в каземате монахи подумали, что пойманная колдунья просто неприятно шамкает беззубым ртом. Когда же суровая корабельная веревка прямо у них на глазах истлела и осыпалась трухой на влажные камни подземелья, священнослужители почувствовали себя неуютно в этом замкнутом помещении, рядом с настоящей свирепой колдуньей. Следом звякнула спавшая цепь, изъеденная бурой ржавчиной.