Уснул. И приснилось...
В диком, безбрежном лесу, на крутом берегу небольшой речки, стоит маленькая лесная избушка в одно окно.
Вечер. На улице мороз градусов сорок.
В избушке за небольшим столом из вытесанных мелкотоварин сидят трое: десятники Михеев и Пахомов, здоровые мужики лет тридцати, и Иван Леонтьевич Великанов — старший десятник, исполняющий обязанности начальника этого маленького лесоучастка.
Великанов — пожилой человек лет под пятьдесят, высок ростом, сухощав.
Пьют водку из граненых стаканов и закусывают картошкой, поджаренной на свином сале.
У стены на корточках сидит пятнадцатилетний паренек Серега — приемщик на карантине. Ему не полагается сидеть за столом, когда старшие «гуляют».
— Брось ты об этом думать, Иван Леонтьевич, ведь третий месяц на душе груз таскаешь, — обращается Пахомов к Великанову. — Что ты, в самом деле, корову у него со двора увел, или твой парень его девку спортил?
— Нет у меня парней, все трое — дочери. Две старшие в педагогическом техникуме учатся, а младшая семилетку в этом году кончает.
— А он, по-моему, про твою промашку ничего и не знает, — говорит Михеев, не глядя на товарищей и стараясь подцепить ложкой кусок сала со сковороды. — Если бы знал, он бы тебя старшим сюда и не назначил, я так думаю.
— Ты, Михеев, всегда сначала скажешь, а потом подумаешь, — с гримасой говорит Пахомов. — Ведь не каждый день в леспромхозе все бревна считают, хозяйство-то вон какое — на тысячи квадратных километров! Промашка в запани получилась. Но пока акты в леспромхоз попадут, пока еще сверка с лесозаводом будет, — это песня, брат, длинная. Директор об этом, наверное, сейчас уже знает. И не такой он мужик, чтобы четыреста кубометров бревен лесозаводу за будь здоров дарить, но и тебе, Иван Леонтьевич, так убиваться резона нет. — Он подцепил полную ложку картофеля, не торопясь прожевал его и, проглотив, продолжал:
— Вот если бы Михеев или я, окажем, такую промашку допустили, тогда другое дело. Тогда бы нам Василий Степанович при его строгом характере, конечно, как говорят, кулаком по шее и коленкой под задницу...
Михеев угодливо захихикал и скорее налил водку в стаканы.
— Мне хуже, чем вам, — выпив водку, морщась, возразил Великанов. — Вас директор выгнал бы, вы месяца три-четыре помытарились, а там, глядишь, и нашли бы другую работу, а мне нельзя. Я ему всем обязан: и местом своим, и семейным благополучием, и тем, что дочерям образование дать сумею. Он меня в люди вывел. Когда при старых хозяевах, будучи сам молодым мастером, взял он меня на выучку, — кем я тогда был?