Великанов долил себе водки, выпил, помотал головой и продолжал:
— Ни кем я тогда не был. И ничего из меня не вышло бы, если бы не тащил меня за волосы Василий Степанович много лет. И вот теперь, под старость, после стольких лет безупречной службы, я оказался свиньей перед своим благодетелем. Боже мой! — Великанов схватился руками за голову. — Дать каким-то брандахлыстам с лесозавода напоить себя, подписать акт на четыреста кубометров меньше, чем следовало... да какими же глазами я буду смотреть теперь на хозяина?!
В это время за окном послышался скрип полозьев по мерзлому снегу.
— Кто бы это? — поднял голову Пахомов и повернулся к окну. — Вроде бы некому.
Ехать в эту пору действительно было некому. Лесорубы давно уже спали в своих землянках, а кроме них сюда за всю зиму даже ворон не залетал.
— Серега! — закричал всполошенно Пахомов. — А ну посмотри, что там на улице...
Но не успел Серега встать, как дверь распахнулась, и вместе с клубами белого морозного пара в избушку ввалился в длинном тулупе, в валенках и большой шапке-ушанке директор леспромхоза Бауэр.
— Вас... Вас... Вас... — начал ошалевший Михеев. Он, очевидно, хотел назвать директора по имени-отчеству, но мешала появившаяся с перепугу икота.
— Василий Степанович! — каким-то неестественным голосом дуэтом прокричали Великанов с Пахомовым и бросились снимать с директора тулуп.
Михеев, желая, очевидно, замести следы выпивки, схватил сковороду с картошкой и сунул ее под стол. Потом, всплеснув руками, отправил туда же две пустые бутылки. Третья начатая бутылка осталась на столе.
— Чайку с дороги, Василий Степанович, горяченького, только что самовар вскипятили, — услужливо хлопотал Пахомов, бросая свирепый взгляд то на Михеева, то на бутылку водки, оставленную на столе.
В правой руке Бауэра был ременный кнут. Медленно обвел он взглядом небольшое помещение избушки, потом тяжело уставился на Великанова.
— Снимай штаны, ложись на скамью! — резко скомандовал он и рывком выдвинул на середину комнаты скамейку.
Руки Великанова тряслись, когда он выполнял приказ директора, плечи опустились, лицо сделалось восковым.
— Задери рубаху, что ж ты одну задницу выставил!
Со свистом опустился кнут на голый зад и спину
Великанова. Красно-бурая полоса как бы перерезала тело по диагонали. Оно передернулось судорогой.
— Сто!.. — с хрипом выдавил из себя директор.
Снова свист кнута — и еще одна полоса вдоль спины
Великанова.
— Двести... — прохрипел директор после второго удара.
И так четыре удара, четыре кровавые полосы за четыреста кубометров леса, неправильно переданных лесозаводу.