Четыре яроттских корабля, разрезая водную рябь, устремились к попавшей в западню добыче.
— Река несет нас прямо на них, — выдавил из себя Лоуолис, все еще делая попытки с помощью руля совладать с течением.
— Много… Их слишком много!
— Достаточно, — спокойно заявила Линээ, окидывая берег внимательным взглядом.
«Более чем достаточно!» — мысленно крикнул Михаил. Лично он насчитал на берегу не менее четырех тридцаток. Конечно, не исключено, что там их больше… Трудно утверждать наверняка, уж очень суетятся яроттцы…
— А это что? — Линээ указала в сторону поста. Там, среди бревенчатых строений, на небольшом пригорке, нахолился островок спокойствия. Четыре щеголевато одетых яроттца и человек в черном, по всем признакам — маг, спокойно и неподвижно, словно окаменев, созерцали реку: пять изваяний на фоне зелени листвы и черноты бревенчатых домиков. Они явно чего-то ждали…
— Ну, что там?
— Маг, будь он неладен! Вот кто нам подгадит… — Шарет сплюнул в реку. На его лице мелькнуло выражение отчаяния.
— Один подгадит, а другой уже подгадил! — Михаил кое о чем догадался. — Тот толстяк в лесу, похоже, успел предупредить своих друзей. Нас ждали…
…Позднее, уже находясь в Предисе и вспоминая обстоятельства бесконечного путешествия беглецов по коварной реке, Михаил обнаружил любопытную вещь: память, обычно такая услужливая, теперь сохранила из всей цепи событий лишь общую канву да отдельные яркие куски, в основном — лица и подвиги соратников и друзей, все — словно внезапно выхваченное из самой гущи горячей схватки…
Может быть, для того, чтобы мир не лишился в его глазах большинства цветов солнечного спектра — не остался бы для него навсегда черно-красным, как мундиры яроттских солдат?..
Вот холодная и беспощадная Дзейра плетет своим мечом сверкающий и смертельный для врагов узор… И отдает клинок ему, ктану, со словами:
— Возьми! Тебе он нужнее, а у меня есть еще пальцы, зубы и кинжал…
…Вот бок о бок сражаются, прикрывая друг друга, Шарет и Лууза — две верные души, два благородных сердца…
— Стоять! — снова слышит Михаил боевой клич Шарета.
— Понято! — откликается Лууза.
…Вот Линээ, маленькая, хрупкая ваарка — и воплощение дикой ярости в бою, раненой птицей уводит за собой принося себя в жертву, чтобы спасти товарищей…
Вот годок Улейг, в ореоле фиолетового пламени, роняющий во все стороны горящие куски своего тела, тем не менее неуклонно приближается к бесноватому яроттскому мату — и сливается с ним в смертельном объятии, превращаясь в один, общий для них погребальный костер …И вот подробности их неожиданного и, прямо сказать, чудесного спасения…