Отпуск у Марины Николаевны планировался на конец сентября, и получить несколько свободных дней в августе оказалось отчаянно трудно. Да она бы и не смогла этого сделать, если бы не страстное, покоряющее людей желание. Согласие заведующей она прямо-таки вырвала против ее воли. У той даже вид в конце разговора был какой-то растерянный, словно она никак не могла поверить в происшедшее.
Дома Марина Николаевна сказала, что ее посылают в командировку. Дмитрий принял это с удивлением и недоверчивостью — никогда раньше в командировки она не ездила. Да и необычность ее поведения в последнее время не могла не настораживать его. Он стал расспрашивать — что за командировка, почему, зачем? Марина Николаевна, у которой едва хватило сил на главную ложь, почувствовала себя совершенно неспособной выдумывать подробности и сказала с наигранным раздражением и тайным страхом перед собственной беспомощностью:
— Господи, неужели это так интересно? Я же не вникаю в подобные пустяки, когда ты куда-нибудь уезжаешь.
Дмитрий пристально и испытующе посмотрел на нее, и она сумела выдержать его взгляд. Знакомая уже штора неискренности как бы опустилась, она чувствовала в душе ее и глазах. «Да, — словно бы сказала она ему. — Да, еду в командировку. Да, не хочу говорить об этом. Да, раздражаюсь. Да, да, да!»
И собирая чемодан, и выходя из квартиры, и шагая к остановке трамвая, она все время ждала, что случится какая-нибудь неожиданность и помешает ей уехать. Кожей всей это ощущала, спиной, затылком. Лишь когда они с Павлом сели в междугородний автобус и он тронулся, напряжение отпустило ее, в груди стало теплее, мягче.
Выехали за город, и Марина Николаевна почувствовала себя совсем уже легко и свободно, словно и не испытывала только что сомнений, тревоги, страха, стыда. Все это осталось за чертой, и все в ней и вокруг нее было другим — радостным и счастливым. Она удивлялась резкости этой перемены, пока не поняла причину ее: Павел был рядом. И будет рядом через час, через день, через три дня… Неделя, лежащая впереди, представлялась ей таким огромным, необозримым прямо-таки временем, что о конце его и думать было нелепо. Неделя эта была, как целая жизнь…
Автобус шел, мягко покачиваясь, а за окном бесконечно плыла и плыла зелень земли и голубизна неба, такие яркие и веселые, что, глядя на них, хотелось смеяться. Детское, каникулярное какое-то ощущение испытывала сейчас Марина Николаевна — подмывающей свободы, воли. Ей было так хорошо, что разговаривать казалось лишним, и она или коротко отвечала на вопросы Павла или даже просто кивала головой.