В конце концов, забравшись в глубокую, сыроватую лощину, заросшую ольшаником, она окликнула Павла и не получила ответа. Она крикнула снова, и ответа не было вновь, и тогда страх, чем-то странно напоминающий тот страх, который она испытывала, думая об отношениях с Павлом, с мужем, с семьей, о том, чем же все это кончится, охватил ее. Она, спеша и задыхаясь, выбралась из лощины и торопливо пошла, почти побежала вперед, но тут же замерла в оцепенении. Ведь она совсем не знала, куда идти, где Павел, где деревня? Она безответно покричала еще и, стараясь хоть немного успокоиться, присела под огромной сосной, прислонившись к теплому ее стволу. Грибы, которые она собрала, показались ей вдруг такими никчемными, ненужными, жалкими. Неужели из-за подобной ерунды она только что металась по лесу с сумасшедшими глазами и даже заблудилась, наконец? Наваждение, подумала она и вспомнила, что именно это слово приходило ей в голову в начале знакомства с Павлом.
Чувство одиночества, которого она никогда еще не испытывала с такой силой, охватило ее. И это было не просто одиночество заплутавшегося человека, нет. Оно было полнее и шире, словно относилось не к данной ситуации и данному моменту, но ко всей ее жизни. Чудилось, что такой одинокой можно быть не только в лесу, но и в городе, и в собственном доме… Да что же это такое, думала она, тщетно пытаясь успокоиться, с ума я, что ли, схожу? Ведь не тайга же вокруг, места обжитые, выйду же я к людям когда-нибудь…
И тут она услышала голос Павла, далекий, слабый, доносившийся словно из-под земли. Она не поверила себе, прислушалась напряженно, и голос повторился гораздо явственнее. Вскочив, она побежала на него, продираясь сквозь кустарник, путаясь ногами в высокой траве, едва не налетая на стволы деревьев. Она не сообразила даже, что ей и самой надо бы крикнуть, чтобы Павел пошел навстречу, и молча бежала до тех пор, пока не выскочила на залитую солнцем поляну и не увидела Павла. Уронив сумку с грибами, она бросилась к нему и обмяла его.
— Что же ты… Как же… — бормотала она бессвязно. — Я испугалась так…
— Ну, ну… — Он успокаивающе погладил ее по голове. — Ничего страшного. Ну, разошлись немного, что за беда? Это ж дачный лесок, тут и потеряться-то негде.
— Да, негде! — Она улыбнулась сквозь внезапные, лишь теперь набежавшие слезы. — Знаешь, как страшно было! Думала, все, не найду тебя больше! А ты волновался за меня?
— Как тебе сказать, — замялся он. — Я ведь знал, что всерьез заблудиться тут негде. Справа дорога, слева речка, куда-нибудь ты б обязательно вскоре попала.