— Мне к тебе надо было, понимаешь?! К тебе!
— Ну, вот и вышла ко мне. Сейчас мы отдохнем после этих приключений и закусим заодно. Мне старушка наша кое-что на дорогу дала.
— Какая она славная, правда?
— Обыкновенная, — пожал Павел плечами.
— Прекрасная, — сказала Марина Николаевна упрямо. — Добрая и суровая. Я таких людей очень люблю. И в тебе что-то похожее есть. Ты же суровый?
— Весьма! — засмеялся Павел.
— И добрый.
— Не очень…
— Ну, что ты! — возмутилась Марина Николаевна. — Я же чувствую. А работа у тебя какая! Раз добро людям делаешь — значит добрый. Не спорь, пожалуйста, мне виднее.
— Хорошо, добрый так добрый. Вот тебе от доброго человека! — И он протянул ей огромный красный помидор.
Марина Николаевна почувствовала, что проголодалась так, что у нее даже руки задрожали.
— От страха аппетит, — пробормотала она с набитым ртом. — Страху натерпелась! А он и не волновался, надо же! Добрый человек называется. Никогда не прощу!
— Оченно вы строги, сударыня. А не волновался, потому что знал — найдешься непременно.
— Знал! Очень вы много знаете.
— Виноват, исправлюсь.
— Вот-вот, исправляйтесь, пока не поздно. Умник. Кандидат несчастный! Кандидат с головы до пят! Господи, чушь какая — кандидат! Ну, во что ты кандидат, скажи? Может, в люди? Может, ты не вполне человек еще?
— Марина, прибью! — Он сделал свирепое лицо.
— Ну, вот и доказательство! «Прибью!» Разве настоящий человек такое женщине скажет? Ох, а грибы-то у него какие никчемушные! Заморыши. Смотри сюда — вот… вот… во-от! Это я понимаю, добыча! А если б ты знал, какого я красавца пощадила!
— Как это?
— Первый боровик увидела и не стала срезать. Пусть живет. До того хорош — кавалер, настоящий, галантный — шляпа набекрень. А от тебя небось милости не жди?
— От меня — нет. Попался — все, крышка.
— А я к тебе попалась?
— Надеюсь, что да.
— А ты ко мне?
— Надеюсь, что да.
— «Надеюсь, надеюсь…» Заладил как попугай одно и то же. Ой, слышишь, дятел стучит?
Вдалеке и в самом деле стучал дятел, упорно и монотонно. Марина Николаевна послушала и сказала, вздохнув:
— Всю жизнь стучит, никак достучаться не может. Не открывают…
Она легла на спину, закинув за голову руки. От самых ее глаз уходила ввысь сосна и казалась Марине Николаевне мощной, зеленопалой рукой, держащей над ней небо. Совсем рядом какая-то птаха вновь и вновь повторяла свою короткую и простенькую, прозрачную, как струйка воды на оконном стекле, песенку. Чуть подальше слышалась вторая песенка, поярче и попестрей, и они, то, совпадая, сливались, то звучали порознь. Пахло грибами, мохом, хвоей, и все это вместе было до головокружения хорошо.