Идти в гости Ляпину не хотелось. Всегда у него после визита к Смольниковым неприятный какой-то осадок оставался. И на Ларису это плохо действовало — особенно раздражительной она потом становилась, требовательной, капризной. Приглашение, однако, пришлось принять. Смольников был не из тех людей, кому отказывают. Доктор наук, завлаб крупного института, ученый с немалым уже именем. Ляпину льстило, что тот поддерживает с ним связь, позванивает, а то и, вот как теперь, к себе зовет.
Они были знакомы со студенческих еще лет, и их отношения на этом, в сущности, и держались: Смольников питал неугасимую приязнь к друзьям и приятелям молодости. Собирал изредка, кого можно было, сиживали допоздна, треп, основанный на воспоминаниях, вели, песни полузабытые петь пытались. Ляпин объяснял такую особенность Смольникова высоким его положением, удачной карьерой. Приятно себя продемонстрировать в статусе маститого ученого мужа тем людям, с которыми когда-то в общежитии перебивался с хлеба на квас. Приятно почувствовать разницу между собой и остальными, не имевшими ни степеней, ни постов.
Лариса, как всегда, собиралась долго и тщательно. Когда же, наконец, вышла из спальни в черном, лучшем своем платье, Ляпин восхитился. Красавица! Стройная крупная, сильная, с обнаженными смуглыми руками, с яркостью полных, чуть вывернутых губ, с острым, возбужденным блеском в темных глазах. Она удивительно похорошела, расцвела в последний год. Ляпину это представлялось странным и подозрительным — с какой стати вдруг такое? У него и ревнивые мысли проскальзывали порой. Думал — не роман ли на стороне?
Зрелая, броская, бьющая в глаза красота жены словно бы требовала чего-то от Ляпина, заставляла его испытывать смутное сознание вины. Ему казалось, что он в долгу перед женой, не обеспечил, не дал ей того, на что она имеет право. Он смотрел, как Лариса, стоя перед зеркалом, медлительно поводит головой из стороны в сторону, трогает кончиками пальцев пышные волосы, и ощущал себя в эту минуту особенно незначительным и невзрачным.
— Прекрасное все-таки платье, — сказал он. — Мое любимое. И серьги к нему очень идут.
— Не надоело тебе? — передернула плечами Лариса.
— Что?
— Одно и то же долдонить! По-моему, давно пора сменить декорацию. Третий год уже я в этой униформе, перед знакомыми стыдно.
— Что ж, смени, — пробормотал Ляпин неуверенно.
— Сменю, если денег дашь.
— Откуда, милая? Тебе же прекрасно все известно — гарнитур только что купили, на машину откладываем.
— А тогда и говорить нечего впустую! «Смени»…