— Мы могли бы быть многочисленны, — сказал он, — но мы уходим прочь.
— По-моему, ты говорил…
— Не к звездам, как те, другие, а по воде. Какое-то безумие заставляет многих из нас уплывать по воде. Они строят плоты и отправляются вслед за заходящим солнцем. Так было много лет. Я не знаю почему; мне никто не говорил.
— Может быть, убегая от Ходуна.
— Не думаю, — сказал он. — Вряд ли те, кто уплывает, знают, почему они плывут или даже что они вообще уплывут, пока их не охватит безумие.
— Лемминги, — проговорила Вечерняя Звезда.
— Что такое лемминги?
— Маленькие животные. Грызуны. Я про них однажды читала.
— Какое отношение лемминги имеют к нам?
— Я не уверена, что имеют, — сказала она.
— Я убежал, — продолжал он. — Я и старый Джоуз. Мы оба боялись огромного пространства воды. Мы не хотели плыть, если поплывут те немногие, кто остался. Если мы убежим, сказал он, безумие может нас не затронуть. Джоуз видел Ходуна, дважды, после того как мы убежали, и мы снова стали убегать от Ходуна, очень быстро и далеко.
— Когда Джоуз видел Ходуна, ты…
— Нет. Я никогда его не видел.
— Как ты думаешь, остальные люди уплыли? После того, как вы с Джоузом ушли?
— Не знаю, — сказал он. — Джоуз умер. Он был очень-очень стар. Он помнил, как исчезли Люди. Он уже тогда был стариком. Однажды пришел день, когда его жизнь иссякла. Думаю, он был доволен, не всегда хорошо жить слишком долго. Когда живешь слишком долго, то слишком часто оказываешься одинок.
— Но ведь с ним был ты.
— Да, но между нами было слишком много лет. Мы хорошо ладили и много разговаривали, но ему не хватало людей таких же, как он сам. Он играл на скрипке, я слушал, а койоты сидели на холмах и пели вместе со скрипкой. Ты когда-нибудь слышала, как поет койот?
— Я слышала, как они лают и воют, — ответила она. — Но никогда, как поют.
— Они пели каждый вечер, когда старый Джоуз играл. Он играл только вечерами. Там было множество койотов, и я думаю, они нарочно приходили слушать и петь с ним вместе. Иногда приходила целая дюжина, сидели на вершинах холмов и пели. Джоуз говорил, что уже не может играть как надо. Пальцы уже не такие ловкие, и рука, водившая смычок, отяжелела. Я чувствовал, как к нему подбирается смерть, как она вместе с волками стоит на вершине холма и слушает его скрипку. Когда он умер, я выкопал глубокую яму и похоронил его, а скрипку положил рядом, потому что мне она была не нужна, а я подумал, что ему бы это понравилось. А потом несколько дней стаскивал камни и заваливал могилу, чтобы волки не смогли до него добраться. И все это время я не чувствовал себя одиноким — мне казалось, я все еще с Джоузом. Но когда я закончил, я стал одинок.