Красное Облако обратился к Джейсону:
— Это, видимо, племя, из которого пришел твой странник. Чего, он говорил, они боялись? Темного Ходуна, правильно?
— Поначалу они работали на земле, — сказал Джейсон. — Он этого не говорил, возможно, он не знает, но это совершенно ясно из того, что он рассказывал. Земледельцы, все время работавшие на полях, сея, ухаживая, собирая урожай, погрязшие в нищете, кое-как сводившие концы с концами, они были столь тесно связаны с землей, что сами по сути своей стали ею. У них, конечно, не было никаких роботов. Если они вообще когда-нибудь роботов видели, то только мельком и вдалеке. Даже видя их, они могли толком не понимать, что это такое. Они бы и робота испугались.
— Они убегали от нас, — сказал Стэнли. — Не от меня — меня там не было, — но от других. Мы пытались им объяснить, пытались заставить их понять. Но они все равно убегали. В конце концов мы перестали следовать за ними, не желая их пугать.
— Как ты думаешь, что они видели? — спросил Красное Облако. — Этот их Темный Ходун…
— Может быть, ничего, — ответил Джейсон. — У них, я подозреваю, был древний и богатый фольклор. Множество суеверий. Для подобных людей суеверие являлось развлечением и, возможно, надеждой…
— Однако они все же могли что-то видеть, — настаивал Красное Облако. — В ту ночь, когда это случилось, на Земле что-то могло быть. Могли быть те, кто забрал отсюда Людей. Во времена прошедшие у моего народа тоже было много преданий о том, что ступало по Земле, а мы, со своей нынешней умудренностью, слишком охотно сбрасываем их со счетов. Но когда живешь так близко к сердцу Земли, как мы, то начинаешь понимать, что в некоторых из старых сказок могут быть зерна истины. Мы, например, знаем, что инопланетяне теперь иногда посещают Землю, а кто возьмется утверждать, что раньше, до того, как сюда неистово и шумно явился белый человек, когда материк этот был спокойнее, их здесь не бывало?
Джейсон кивнул.
— Быть может, дружище, ты совершенно прав, — сказал он.
— Наконец настало время, — продолжал робот Стэнли, — когда мы поняли, что нет людей, которым мы могли бы служить, и мы остались не у дел, и нам нечем было занять свои руки. Но с течением веков, сперва медленно, а потом со все большей силой нами овладевала мысль, что если мы не можем работать на человека, то могли бы работать на самих себя. Но что может робот сделать для себя или для других роботов? Построить цивилизацию? Она не имела бы для нас никакого смысла. Скопить богатство? Но откуда его взять и зачем оно было нам нужно? У нас нет стремления к выгоде, мы не жаждем общественного положения. Мы могли бы заняться образованием и даже, возможно, извлечь из него определенное наслаждение, но это был тупик, поскольку за исключением сомнительного удовольствия, которое образование могло бы нам дать, оно было нам ни к чему. Люди использовали образование для самосовершенствования, для того, чтобы заработать себе на лучшую жизнь, чтобы внести некий вклад в развитие общества, чтобы лучше понимать и наслаждаться искусством. Они называли это самосовершенствованием, и это была достойная цель для любого человека, но как смог бы усовершенствовать себя робот? С какой целью и с каким результатом? Похоже, мы не могли себя совершенствовать. Ни один робот не в силах сделать себя значительно лучше того, какой он есть. Он имеет ограничения, заложенные в него создателями.