Победа – все мертвы.
Девушки томно потянулись. Они вытягивали руки и вращали круглыми плечиками. Розовые ротики широко раскрывались в милых зевках. Они поглядывали друг на друга и смущенно посмеивались. Некоторые залились краской. Несколько смотрели виновато.
Потом все вместе громко захохотали. Принялись снимать обертки с новых жвачек, доставать пудреницы из карманов, переговариваться интимным шепотом, точно девочки ночью в школьной спальне.
Приглушенные смешки разносились по теплой комнате.
– Разве мы не чудовищны? – спросила одна из них, припудривая дерзко вздернутый носик.
Потом все они спустились вниз и пошли завтракать.
– От этого дворника у меня мурашки по спине, – сказала Рут, вернувшись днем домой.
Я оторвал взгляд от пишущей машинки, когда она положила пакеты на стол и посмотрела на меня. Я уничтожал второй черновик рассказа.
– От него у тебя мурашки, – повторил я.
– Да, именно, – сказала она. – От того, как он подкрадывается. Он просто какой-то Питер Лорре[2].
– Питер Лорре, – повторил я.
Я все еще обдумывал сюжет.
– Милый, – умоляющим тоном продолжала она, – я серьезно. Он мерзкий тип.
Я, моргая, вынырнул из сгустка творческого тумана.
– Детка, но что же бедняга может поделать со своим лицом? – спросил я. – Наследственность. Будь к нему снисходительней.
Она плюхнулась в кресло у стола и принялась выкладывать на стол всякую бакалею, ставя банки друг на друга.
– Послушай… – произнесла она.
Я нутром чую, когда она вот-вот заведется. Этот ее убийственно серьезный тон, которого она даже не сознает. И который, однако, появляется каждый раз, когда она готова поделиться со мной каким-нибудь из своих «откровений».
– Послушай… – повторила она. Драматический повтор.
– Да, дорогая, – отозвался я.
Я уперся локтем в крышку пишущей машинки и терпеливо смотрел на нее.
– У тебя такое лицо… – сказала она. – Вечно ты смотришь на меня как на какую-нибудь умственно отсталую или кого-то в том же роде.
Я улыбнулся. С трудом.
– Ты еще пожалеешь, – сказала она. – Однажды ночью этот тип прокрадется к нам с топором и отрубит нам головы.
– Он просто несчастный человек, который зарабатывает на жизнь как умеет, – сказал я. – Моет полы, поддерживает огонь под котлами…
– У нас отопление на мазуте, – сказала она.
– Но если бы у нас был котел, этот человек следил бы за ним, – сказал я. – Давай проявим сострадание. Он трудится, так же как и мы. Я сочиняю рассказы. Он моет полы. Кто знает, какой труд более ценен?
Она смотрела понуро.
– Ладно, – произнесла она, показывая жестом, что сдается. – Ладно, если ты не желаешь смотреть фактам в лицо.