Стоя на дощатом тротуаре и то и дело доставая из кармана часы, я слышал, как они громко переговаривались между собой в баре. Но глубокий размеренный голос самого Барта Селкирка не раздавался. Тот не шумел ни в тот вечер, ни когда-либо еще. Поэтому он и держал в страхе весь город, словно кошмарный призрак. Вместо него говорил грохот пистолета, и все знали это.
Время шло. Впервые в моей жизни неизбежная смерть так угнетала меня. Мои мальчики умерли за тысячу миль отсюда, в то самое время, когда я, вероятно, продавал муку жене кузнеца. Моя жена умирала медленно и отошла в мир иной во сне, без криков и рыданий.
Но теперь я полностью погрузился в ужас ожидания. Потому что я беседовал с этим вашим Райкером, потому что он – да, теперь я это отчетливо сознавал – напоминал мне о моем Лью. Я дрожал в темноте, засунув липкие от пота руки в карманы, а в груди у меня постепенно разрастался комок страха.
Наконец мои часы показали восемь. Я поднял голову и услышал спокойные, неторопливые шаги по дощатому тротуару.
Я вышел из тени и направился к нему. Люди на площади внезапно притихли. Подходя к Райкеру, я чувствовал на себе их взгляды. Возможно, это было всего лишь следствие темноты и моего волнения, но сейчас, размеренно шагая и напряженно размахивая на ходу руками, он казался выше ростом, чем прежде.
Я остановился перед ним. Он посмотрел на меня с раздраженным недоумением. Затем на его плотно сжатых губах мелькнула улыбка, в которой не было ни капли веселья.
– А, это бакалейщик, – проговорил он сухим ломким голосом.
Я проглотил холодный комок в горле:
– Сынок, ты делаешь ошибку. Очень дурную ошибку.
– Прочь с дороги! – резко ответил он, глядя мне за спину.
– Сынок, поверь мне, Барт Селкирк слишком хорош для тебя…
Я умолк, различив в тусклом свете огней салуна безжизненно застывший взгляд его голубых глаз, и, не говоря больше ни слова, отступил в сторону. Если видишь в глазах человека такое безразличие и решимость, лучше отойти. Нет таких слов, которые могли бы на него подействовать.
Еще мгновение он смотрел на меня, затем расправил плечи и зашагал дальше. Прямо к распашным дверям «Золотой Нелли».
Я подошел ближе, вглядываясь в игру теней на его лице, освещенном огнями салуна. И мне показалось, что маска безжалостной жесткости на миг исчезла, выдав переполнявший его ужас.
Но все случилось очень быстро, и я не уверен, что в самом деле видел это. Глаза Райкера снова заблестели, тонкие губы сжались плотней, и он одним широким шагом вошел в салун.
Над залом повисла тишина – невероятная, звенящая тишина. Даже шарканье моих сапог казалось слишком громким, и я осторожно прислонился к дверям.