Вдруг она снова рванулась вперед, как обезумевшая марионетка, и ударилась животом о перила. Темный рот приоткрылся и захлопнулся, а затем чумовая резко развернулась и опять обрушилась на ограждение, прямо над столиком, где сидела Пэгги.
У Пэгги перехватило дыхание. Она словно приросла к стулу, открыв рот от ужаса, и только кровь стучала в ее висках, когда чумовая повернулась еще раз и руки женщины стали синими в мерцающем белом свете.
Чумовая перегнулась через перила, и жуткое бледное лицо приблизилось к Пэгги. Белая с лиловыми крапинками маска нависла над ней, темные глаза открылись и уставились прямо на нее. Звуки затихли, а потом снова ворвались в ее мозг расплывчатым диссонансом.
Чумовая продолжала метаться, раз за разом ударяясь о перила, словно хотела перебраться через них. При каждом судорожном метании шелк хлестал по ее телу, при каждом жестоком ударе прозрачная материя натягивалась на вздувшейся плоти. Пэгги оцепенело смотрела на эти отчаянные атаки, не в силах отвести взгляд от искаженного лица женщины, обрамленного спутанными развевающимися волосами.
Все, что случилось дальше, заняло считаные секунды.
Мрачного вида мужчина выскочил на освещенную фиолетовыми огнями сцену. Существо, когда-то бывшее женщиной, все так же билось о перила, сгибаясь после каждого судорожного толчка пополам и задирая узловато-мускулистые ноги.
И тут ограда не выдержала.
Пэгги наклонилась вбок, крик застрял у нее в горле, а чумовая рухнула на стол, ударившись об него голыми белыми ногами.
Барбара завизжала, все раскрыли рты, и Пэгги краем глаза заметила, как Бад вскочил с перекошенным лицом.
Чумовая билась и извивалась на столе, как выхваченная из воды рыба. Музыка, в последний раз проскрежетав, оборвалась. Зал наполнился оживленным гулом. Разум Пэгги накрыла черная волна беспамятства.
Затем чья-то холодная бледная рука коснулась ее губ, темные глаза посмотрели на нее из фиолетового сияния, и Пэгги поняла, что темнота отступила.
Ужасно задымленный зал вернулся на свое место.
Сознание. Оно трепетало, словно пламя свечи за марлевой занавеской. Неразборчивые звуки, темное пятно перед глазами.
Воздух вытекал из ее рта густым сиропом.
– Эй, Пэг! – послышался голос Бада, и холодное горлышко металлической фляги коснулось губ.
Она глотнула и поморщилась; струйка огня проникла в горло. Пэгги закашлялась и отодвинула флягу омертвелыми пальцами.
Позади зашуршало.
– Старушка Олив Ойл очнулась, – сказал Лен.
– Ты хорошо себя чувствуешь? – спросила Барбара.
Пэгги чувствовала себя хорошо. Сердце билось медленно и спокойно; оно висело в груди, точно барабан на рояльной струне. Ноги и руки онемели, но не окоченели от холода, а просто были вялыми. С сонной умиротворенностью в голове шевелились мысли, мозг пробуксовывал, как неповоротливая машина, увязшая в груде тюков шерсти.