— Я его не знаю.
— Но…
— Что у тебя по истории Аэры?
— Зачет.
— Маловато. Если вкратце, то когда богини разделили мир, то Аэра отказалась от старого языка, перейдя на один из диалектов востока, в знак уважения к Девам и символизируя отрицание ереси Нижнего мира, это был приказ…
— Первого Князя, — закончила я за него. Меня кто-то толкнул в спину, и мир снова обрел четкость, хотя сердце все еще лихорадочно стучало в груди, — Тогда же уничтожили все замки отступников, разрушили оскверненные запрещенной магией и механизмами храмы.
— Именно. Шли годы, столетия сменяли друг друга, летописцы отсчитывали века, пока старый язык не исчез полностью, но ведь у Нижнего мира не было такой «веской» причины менять устои, — он выделил голосом слово «веской», — На Аэре язык сохранился лишь в старых фолиантах, до которых не добрались особо ретивые сподвижники Дев, и как показало время, сохранился не зря. После того как поймали первого железного зверя и разобрали на запчасти, отделив металл от кишок, на железе обнаружили надписи на староэрском, — он пожал плечами, — Было решено в вести в программу обучения рыцарей основы старого диалекта.
— Откуда ты это знаешь?
— Знаю. На одном из занятий Нейор из Кумира долго возмущался и грозился рассказать жрицам, чему нас тут учат. Ну, магистр и просветил его, а заодно всех нас о положении дел, оказалось, что Жрицы очень даже в курсе.
— Что ты ему сказал? — спросила я, чувствуя одновременно облегчение и неловкость. Облегчение, что всему нашлось объяснение, и неловкость от собственного поведения, оттого что убрала руку, оттого, что отступила.
— Кажется, я спросил, сношалась ли его мать с собаками? Но за чистоту произношения не ручаюсь.
— Крис! — я, смешавшись, отвернулась.
— Все, что запомнил, — развел руками Оуэн, — Да и интересно было, что он ответит. Почти так же интересно, как смотреть на твое смущение. Кого ты стыдишься, Ивидель? Меня говорящего это или себя, продолжающую слушать?
— Не знаю.
— Что ж это честно. Все еще хочешь убежать от меня без оглядки?
— Нет, — ответила я, снова прислушиваясь к смеху и выкрикам уличных торговцев.
— Жаль, — Оуэн подал мне руку. И я ее приняла.
С разных сторон от городской ратуши на восток уходили две параллельные улицы — Бульвар Цветов и Лунная улица, сейчас тоже заполненные людьми. Чуть южнее построили вышку дирижаблей, где наверняка шла подготовка к золотому дождю.
Вихрастый мальчишка бросился под ноги и, растолкав двух матрон в чепцах, юркнул в толпу. Тут же раздались крики, и дородный мужчина, охлопывая себя в поисках кошелька, низко закричал и бросился следом. Уличные фонарики, которыми украсили площадь, чуть колыхались от ветра. Двое циркачей на ходулях жонглировали яблоками…