— Это неправильно, милорд, — подруга от злости покраснела.
— Может быть, — пожал плечами учитель, — А еще неправильно, что одни рождаются на шелковых простынях, а другие в хлеву, но есть все хотят одинаково. На подругу свою посмотри, она могла раскалить металл так, что парень остался бы без обеих рук, но не стала, просто остановила.
— Я просто не подумала, — пробормотала я.
Огонь для меня — это злость, ярость, а здесь…
Отец как-то отдал приказ повесить крестьянина, укравшего со скотного двора корову. Допустить мысль о том, что папенька не прав, я не могла, вот и выходило, что руку за зеркало — это чересчур, а жизнь за корову, значит, в самый раз?
— Жаль, Астер. Пора бы уж начать, — он коснулся шляпы, — Леди, — и пошел следом за удаляющимся водителем.
— И все равно, — зло топнула ногой Гэли, — Раздавать деньги ворам это глупость.
Но у воров на этот счет, видимо, было другое мнение…
Запись пятая — о пользе шляпок и вреде каблуков
Я проснулась от грохота. С таким звуком у нас в Кленовом Саду в прошлом году разбилась статуя Первой Девы, что стояла в парадном холе. На самом деле, ее своротил брат, не рассчитавший количество медовухи и собственную выносливость, но горничная, от чего-то решила, что начался штурм замка, от страха уронила графин и убежала прятаться в погреб.
Но здесь не Кленовый Сад, и громкий раскатистый звук заставил меня сесть на кровати.
Белый особняк Миэров был красив, уютное трехэтажное здание в глубине Первой Садовой улицы, летом, наверное, утопавшее в вишневом цвету, зимой же белый камень стен смотрелся на фоне искрящегося снега чуть грязноватым. Чужой дом, чужая кровать. Я ворочалась до полуночи, прежде чем смогла заснуть, а через два часа…
Грохот сменился не менее тревожной тишиной, в которой самым громким звуком было собственное дыхание. За окном качались ветки и их тени касались стен, ложились на потолок, иногда опускаясь на пол, трогая белоснежное белье на кровати.
Дверь скрипнула, приоткрываясь, сердце замерло, я натянула одеяло почти до подбородка, как в детстве, когда еще веришь, что уютная темнота собственной постели может спасти от Гулленского сердцееда, что забирался в дома и выедал грудную клетку.
В комнату скользнуло что-то тягуче белое.
— Иви, — донесся испуганный шепот, и я едва слышно застонала от облегчения, — Иви, — повторила Гэли, в белой хлопковой ночнушке она напоминала привидение.
— Что происходит? — спросила я.
— Иви, там… — глаза постепенно привыкли к темноте, и я увидела, как Гэли обхватила себя руками, — Там у лестницы…
— Что? — не выдержала я, выбираясь из кровати, — Что, во имя Дев, случилось?