— Твою мать!.. — прошипел он, вытирая мокрый палец о полотенце. — Как она полезет в этот кипяток? Даже пар вон идет.
— …Хорошо, Ниночка, — раздалось вдруг рядом за дверью, и Якова словно отбросило к стене — он вжался в кафель, забыв на секунду о своей невидимости. — Ладно, ладно, когда выйду.
Люся заперла дверь изнутри. Сердце Якова забилось в невероятном темпе. А девушка, ни о чем не подозревая, начала расстегивать халат — зеленые цветочки по ярко-красному полю, белый воротничок, большие бордовые пуговицы.
Как в замедленном кинодействии воспринимал Яков движения ее пальчиков. Вот освободилась первая пуговица — верхняя. Затем вторая — и на волю, колыхнувшись, высунулась нагая грудка. Третья, четвертая пуговицы. Халат соскользнул с плеч и повис на дверном крючочке.
Обнаженная Венера грациозно, будто зная, что за ней наблюдают, ступила в воду. Неподвижно постояла, привыкая к ней.
Обмерший Яков не отрываясь глядел на нагую девичью плоть. Сглотнув тягучую слюну, придвинулся ближе. Все также не спеша и постепенно Люся присела, а потом улеглась в ванне и вытянулась, в наслаждении закрыв глаза.
Сердечное волнение «подглядая» несколько поутихло. Отдышавшись в углу, подальше от люсиных ушей, Яков начал настраивать себя на решительные действия. Только горячиться он не собирался, желая дождаться пока остынет вода. И в ожидании, присев на край ванны, он занялся визуальным изучением плавных, весьма возбуждающих изгибов стройного тела под водой.
Люся потянулась вперед и выключила воду. Так лежать — в воде и одновременно в тишине — казалось настоящим блаженством. Вспомнилось прошедшее лето: Крым, дикие пляжи — тоже покой, вода, нега. И натуральный южный загар, ровно покрывший все тело. Даже здесь — она открыла глаза и легко провела рукой по обеим своим остроконечным грудям. Улыбнувшись какому-то приятному воспоминанию, потеребила пальцами сосок — и внезапно задохнулась от возбуждения, словно током ударившего по нервам. Выгнула спину, застонала.
И тут ожила вода. С громким плюхом в ногах сам собой взбился фонтан. Люся почувствовала, как что-то скользкое коснулось ее щиколотки, она вскрикнула и отдернула ногу.
— Не волнуйся… не волнуйся, милая… споко-ойно… — раздался прямо из воздуха напряженный шепот. Мужской голос! Поразительно знакомый и почему-то не очень приятный. Откуда он может быть знакомым?.. А голос продолжал: — Не надо бояться. Ты ведь и сама… Ну, успокойся…
Вода опять взорвалась, заволновалась, и ошеломленная Люся, вдруг ощутив чужие ладони, мнущие ее нежные груди, поняла, что кто-то тяжелый, решительный, но совершенно невидимый, обманом навалившийся на нее, пытается удержать, овладеть, о-о…