Проснулась я уже затемно и единственной более или менее связной мыслью было — «хочу есть!» Собственно, все последующие дни превратились в некую рутинную вереницу ничем неотличимых друг от друга. Я ела, спала, читала, выходила на палубу, когда разрешали. В этом было что-то странное, но мысли текли медленно, словно студень, и это состояние не позволяло на чём-либо достаточно долго сосредоточиться. Разве что книги, как всегда усваивались очень быстро, однако и их содержание как следует осмыслить не удавалось — я всё помнила, понимала, но проанализировать не могла.
— Увы, так сказывается окружающая обстановка, — услышав мою жалобу, отмахнулся Рени. — Все мы сейчас немного не в себе, но вы знаете, ближе к сердцу империи то ли привыкаешь, то ли воздействие слабее становится. Так что потерпите, фиета, скоро вам станет легче.
Что мне оставалось делать? Поверила. И просыпаясь каждое утро, первым делом пыталась проанализировать своё состояние. Однако, дни шли, а лучше мне не становилось. Кстати, в те немногочисленные часы, что проводила на палубе, я кое-что всё же успевала отметить. Например, то, что возле морского побережья тьма клубилась лишь где-то наверху в подножьях леса, а на открытых местах её будто ветрами разгоняло, тут же, она была везде: и на лугах, и в лесу, и даже на берегу реки подступала к самой кромке воды и клубилась в полуметре над ней, будто тянула свои дымчато-чёрные щупальца в поисках потенциальных жертв. Теперь я не теряла дара речи от её красоты, прекрасно понимая, что она чужеродна этим местам и смертоносна для всего живого, ведь за всё время плавания мы ни разу не увидели ни одного животного или птицы, не говоря уж о людях.
В таком вот состоянии я и прибыла в столицу Картенской империи. В честь такого события меня пригласили на палубу, где заблаговременно было поставлено кресло. Наше судно лавировало по многочисленным каналам некогда величественного, а ныне оставшегося без должного ухода, превратившегося в руины города. Страшное и одновременно чарующее зрелище, в котором природа борется с деяниями человека. Почти всю территорию отвоевала не подвластная местному проклятию зелень. Повсюду, куда дотягивался глаз пробивались к солнечному свету кусты, деревья, то тут, то там из трещин в мощённых камнем мостовых торчали упорно борющиеся за право на существование пучки травы, едва различимые сквозь вьющуюся повсюду тьму. По каменным кладкам зданий до самых крыш тянутся лозы вьюнков. Но если взглянуть на это обычным, не ментальным взглядом, то… захватывало дух от созерцания такого буйства природы.