25 февраля
Дорогой Ричард!
Я хотел бы начать словами «Мне трудно писать это письмо…», но это было бы неправдой, поскольку ощущаю я скорее облегчение. Жизнь моя исподволь подгнивала уже много лет, и, кажется, я наконец нашел в себе мужество остановить этот процесс.
Обращаясь к тебе в последний раз (по крайней мере, в этой скорбной юдоли), я хочу сказать тебе следующее. Работай. Будь счастлив с Софи. [Он не знал о нашем разрыве.] И прости меня за все — прежде всего за все, чего я не сделал. Mais, vrai, j’ai trop pleuré! Les aubes sont navrantes[141]. Какая все-таки печальная и прекрасная строчка! Я давно надеялся, что когда-нибудь смогу процитировать ее в достойном контексте. Быть может, зори будут менее скорбны в той стране, куда я вскоре отбываю. Впрочем, как ты помнишь, «умереть, говоря по правде, значит одно из двух…»[142], и, возможно, по ту сторону нас ждет всего лишь сон. Еще немного, и я узнаю это наверняка.
Интересно, увижу ли я Генри? Если да, то не премину спросить, почему он не прикончил тогда нас всех и не поставил точку в нашей истории.
Не переживай из-за меня, я того не стою.
С приветом Фрэнсис.
Судя по штемпелю, письмо было отправлено из Бостона четыре дня назад. Бросив все, я помчался в аэропорт, сел в самолет и уже через несколько часов вошел в отдельную палату больницы Бригхем-энд-Уименс. Фрэнсис — бледный как смерть, но живой — лежал, бессильно вытянув руки с забинтованными запястьями. Выяснилось, что уже после того, как он потерял сознание, в ванную заглянула горничная его тетушки.
С тех пор как он покинул Хэмпден, прошло без малого четыре года. Я был страшно рад его видеть, и, по-моему, он меня тоже. Мы без умолку болтали о всякой ерунде под уютный шум дождя за окном.
— Кстати, ты слышал, что я женюсь? — спросил он вдруг.
— Расскажи кому-нибудь другому, — засмеялся я, уверенный, что это шутка.
Но он запустил руку в ящик тумбочки и достал фотографию, с которой улыбалась голубоглазая блондинка, немного похожая на Марион.
— Симпатичная…
— Тупая как пробка! — с жаром ответил он. — Ненавижу ее. Знаешь, как прозвали ее мои кузены? Черная Дыра.
— Почему?
— Потому что ее появление вызывает моментальный коллапс любой беседы.
— Зачем же ты женишься?
Фрэнсис помолчал, потом сказал, доставая сигарету:
— Я встречался с одним человеком. Он адвокат, выпускник Гарварда. Мне кажется, вы бы нашли общий язык. Правда, он любит приложиться к бутылке, но это ничего. Зовут его Ким.
— И что?
— И как-то раз мой дед застал нас вдвоем… Я раньше думал, такое только в анекдотах бывает.