– Зачем продаешь тогда? – весело крикнули из толпы, и три раза ухнули филином.
– Этакое сокровище-то? – раздался чей-то издевательский голос.
Мужичок в шапке с цветком внимания на задир не обратил, только рукой на них махнул, мол, не до вас сейчас!
– И в поле работница знатная! И скотина-то у нее всегда чистая да накормленная!
– Да ты как в койке, как в койке-то расскажи!
– Тепло поди у такой-то под боком!
– Ладно, что на утячей перине! – продолжали зубоскалить в толпе.
– Золотой с половиной!
– Золотой и три четверти!
Когда цена дошла до двух золотых, мужичонка снял шапку и прямо ей протер пот со лба. Красный цветок упал в дорожную пыль.
Аэлло заметила, что и кузнец, что пожирает женщину глазами, весь взмок, что Цепес в дороге.
– Два золотых и десять серебряников!
– Нет! – раздался над толпой голос продавца, и все, даже самые зубоскалы, притихли, словно в рот воды набрали. – Нет, я сказал!
Тишина воцарилась такая, что слышно отчетливо каждое его слово.
– Не буду продавать! – громко сказал мужчинка, снова сорвал шапочку, бросил на землю, вслед за цветком. – Передумал.
Толпа в ответ закричала, заулюлюкала.
Аэлло, вытаращив глаза, только ресницами захлопала. Это для них как представление, даже лучше.
– Что-о? – раздался новый голос, женский. Голос непроданной женщины загудел, как медная труба. – Это как это – передумал?!
– А вот так, – запальчиво ответил человек, отступая назад. – Передумал. Имею право!
Женщина нахмурилась, из глаз разве что молнии не летят, уперла руки в бока, подошла вплотную.
Муж принялся отступать, знай, одно повторяя, что передумал, и все тут.
И тут баба принялась смачно охаживать его по щекам, голова на тонкой шее замоталась из стороны в сторону, шапка слетела.
– Это как передумал! Ты мне эту блажь брось! Право он имеет, видите ли! Я сказала – хочу быть проданной! Я хочу перемен, слышишь, сморчок ты поганый!
Оглушительный смех толпы смешался с вовсе восторженным воем. Кто-то снова заухал филином, кто-то закричал петухом, а иные, совсем уж расшалившись, снова завопили скабрезности про утячью перину.
Человек стоически выдержал рукоприкладство.
Потом перехватил руки женки.
– Ну, будет, – сказал тихо, но твердо. – А все одно – передумал!
И пошел прочь, потащив за собой жену на поводке.
Толпа принялась расступаться перед ним, покатываясь от смеха.
– Ну, я тебе задам, дома-то, – как-то уже неуверенно пробурчала непроданная женщина.
Бросила напоследок томно-страдальческий взгляд на верзилу кузнеца и важно пошла следом за мужем, уперев руки в бока и надув красные губы.