— Господина Фомбье видела, — ответила она. — Он захотел пить. Пришел взять бутылку минеральной воды.
— Когда это было?
— Откуда мне знать!.. Недавно. А вам зачем?
— Да просто так, — сказала Клодетта. — Иди!.. Завтра посуду уберешь.
Маргарита окинула молодых суровым взглядом.
— Я что, вам мешаю?
— С какой стати ты станешь нам мешать?.. Иди! Спать ложись. Ты, наверное, устала.
— Дайте хоть закрыть.
Она направилась к распахнутому окну.
— Бесполезно! — твердо произнесла Клодетта.
Маргарита опустила руки.
— Как это — бесполезно? Еще придумала! Ты соображаешь, что говоришь? Хочешь, чтобы…
— Да пусть!
Сильвен наблюдал за женщинами, понимая, что спорят они о чем-то известном лишь им одним. Маргарита медленно покачала головой, развернулась и, ссутулившись, засеменила к вестибюлю. Он угадал, что она перекрестилась на ходу.
— Что это с ней? — спросил Сильвен шепотом.
— Да она совсем с ума сошла, — ответила Клодетта.
Она погасила свет, взяла Сильвена за руку, и они молча поднялись… на третий этаж.
— Вы не очень на меня сердитесь? — шепнула Клодетта.
Она стояла на пороге, ее силуэт слабо проступал на фоне темной комнаты. Сильвен привлек девушку к себе.
— Любовь моя!
Она осторожно высвободилась, пятясь, вступила в спальню, наполовину прикрыла дверь. Теперь он видел лишь светлое пятно ее лица. И наклонился, чтобы припасть еще раз к этому чистому роднику. Он весь горел и пошатывался, словно больной. Но дверь захлопнулась, он услышал, как щелкнула задвижка.
— Зачем? — спросил он тихонько. — Кого вы боитесь?
До него донесся, будто издалека, голос Клодетты:
— Себя, мой дорогой… Только себя!
Сначала лезвие не хотело брить. Потом оборвался шнурок, Фомбье сквозь зубы выругался. Через матовое стекло ванной комнаты, о которое бились капли дождя, сочился тусклый свет. Паршивый денек! Еще один… Все опротивело: «Мениль», фабрика, сама жизнь! Он резким движением затянул галстук, выпил пару глотков водопроводной воды из стакана для полоскания зубов.
Неспешно спустился по лестнице, замирая на каждой ступени, снял с вешалки плащ, натянул перчатки. Открыв дверь, увидел мокрый сад, потоки воды на аллее и сквозь ветви сирени тяжелые облака, поднимавшиеся со стороны моря. Еще один день…
Фомбье шагнул, поскользнулся на мокрых листьях, качнувшись, восстановил равновесие и с внезапной ненавистью посмотрел на сирень. Все враждебно, все против него. Он собрался с духом и помчался бегом к гаражу. Конечно, застывший от ночной прохлады мотор не желал заводиться. Он раз за разом, злясь, включал зажигание. На звук примчался Франсуа, накинув на голову, как мешок, старый дождевик.