Ну, и так далее.
К слову: прессу Венька не больно-то жаловал, предпочитал смотреть телевизор. Заляжет на диван и давай с помощью дистанционного пультика гонять ящик по всем каналам.
Про брата, между прочим, Курепов мог бы и не говорить — физиономия Кирилла Миллионщикова мелькала на экране частенько. Поскольку говорить ему приходилось чисто на профессиональную тему, в которой он чувствовал себя, как рыба в воде, речь его была бойка и связна. Ни тени смущения. Вот тебе и Кирилл.
Итак, через полторы недели после заступления в должность Венька наконец-то стал доступен и открыт.
Надо сказать, подчиненные, которые прекрасно знали, что шеф мелко плавает, щадили его, не сажали в калошу, хотя возможностей для этого было предостаточно.
Венька так бы и барахтался мелко-мелко, если бы не вмешался Покровитель. На сей раз он не стал вещать из своего тридевятого царства, а явился сам, материализовавшись в Венькином кабинете.
Гыга принял вид этакого начитанного очкастого доцента с высоким вследствие прогрессирующей лысины лбом. Одет он был в ковбойку и джинсы.
Сел в кресло у окна, сказал:
— Посижу, понаблюдаю, как будешь с Загогуйло общаться. Начнешь нести околесицу — поправлю. Загогуйло меня не увидит и не услышит.
Тут же Елена Карповна оповестила, что в приемной ожидает профессор литинститута Загогуйло Марат Виленович.
— Запускайте, — разрешил Венька, чувствуя прилив бодрости от близости суфлера.
Загогуйло был высок, тощ, сутул, имел длинную шею, мощный кадык и низкий голос. Было ему где-то под шестьдесят.
«Доцента» он, разумеется, не видел, но отчего-то забеспокоился, забегал глазами по огромному кабинету и, прежде чем сесть на стул, подозрительно осмотрел его. Сев, он произнес:
— Вам не кажется, Вениамин, э-э, Олегович, что у вас тут водится нечто метафизическое, нечто астрального либо ментального плана?
— В смысле? — сказал Вениамин и покосился на «доцента».
Тот ухмылялся.
— Надобно бы вам кабинетик вдоль стен со свечечкой обойти, — прогудел Загогуйло. — Либо вон девицу попросите, что в приемной, чтоб обошла. От души советую.
— Что у вас за дело? — сухо осведомился Венька.
— Видите ли в чем закавыка? — сказал Загогуйло. — Захирел у нас культурный обмен. Всё как-то денег нет, а литературной смене нужно увидеть мир, расширить кругозор, пожить среди иноземного бомонда. Иначе кого мы вырастим? Пролеткультовцев? Узколобых апостолов постсоцреализма? Папа Хэм объездил весь мир. Киплинг где только не был, даже родиться умудрился в Бомбее. А взять Бодлера, Камю. Все вояжировали. Вопрос: а мы чем хуже? Почему нас-то в стойло загоняют? Потом удивляются, что читать приходится только про стойло.