Уорбертон пожал плечами.
— Это ваши проблемы, инспектор, а не мои. Мне нужно это письмо. Я готов дать за него хорошую цену. Мне плевать, откуда оно у Страусса. Меня заботит только его подлинность.
— И вы уверены, что оно подлинное?
— Вполне. Это подтверждено двумя экспертами. Один из них специалист по бумаге и чернилам, другой — по почерку.
Оллхоф с шумом втянул в себя воздух.
— Вот ведь не повезло, — сказал он. — Как же мне неохота вам помогать, доктор. Но ничего не поделаешь…
Он подавил вздох сожаления и повернулся к Граймсу.
— Эй вы. Знали ведь, что у вашего компаньона есть это письмо?
Граймс судорожно сглотнул и решительно помотал головой.
— Знать не знал, ведать не ведал, — сказал он. — Я…
— Вы врете, — с улыбкой заявил Оллхоф. — Но вы не стали бы врать даром, правда?
Граймс удивился.
— Я не стал бы врать даром? — ошеломленно повторил он.
— Слушайте, — сказал Оллхоф, — как только вы узнали об убийстве Дейнтли, вы наняли охранника. Зачем? В лавке не было ничего ценного. По крайней мере, эксперты из полиции ничего такого не нашли. Нет, вы наняли этого человека, чтобы Страусс не убил и вас тоже. Он договорился с вами, что вы будете молчать. Посулил вам куш с уорбертоновских денег, верно?
Граймс снова потряс головой. Но вышло это не очень убедительно.
— О том я и говорю, — сказал Оллхоф. — Даром вы врать не станете. Но если вам дадут отщипнуть от ста пятидесяти тысяч — тогда другое дело.
Он поглядел на Слайго, а тот, с надеждой, — на него.
— Наверное, за такую награду вы выдержите и хорошую трепку. Вы не герой, Граймс, но ради такой кучи денег человек может заставить себя держать язык за зубами даже наедине со Слайго.
Оллхоф подался вперед и вперил в Граймса немигающий взгляд.
— Но сделаете ли вы это даром?
На Граймса было жалко смотреть. Он кусал губы и вертелся на стуле. Потом сказал:
— Я не понимаю, о чем вы, инспектор.
— Сейчас поясню, — ответил Оллхоф. — Допустим, что пока вы рассчитываете заработать на своем молчании, Слайго ничего из вас не вышибет. Но будете ли вы молчать, если это не принесет вам ни единого цента? Будете ли вы молчать исключительно из-за любви к этому вот Страуссу?
Граймс промокнул платком лоб, на котором выступил холодный пот.
— Итак, — продолжал Оллхоф, — что вы станете делать, если Уорбертон расторгнет договор — если он откажется покупать письмо?
Граймс молчал.
— Я сам вам отвечу, — сказал Оллхоф. — Если молчание не будет обещать никакой выгоды, у вас начнется словесный понос, как только Слайго поднимет руку. Теперь, надеюсь, всем очевидно, что для приобретения главного свидетеля мне нужно лишь помешать доктору Уорбертону купить это письмо.