Возможностей расплатиться за добытое сверх нормы золото у начальника не было. Его личный премиальный фонд был настолько мал, что практического значения не имел. Выходило, что кроме доброго слова ничего у Габдракипова не было. Одним же добрым словом, как известно, сыт не будешь!..
Зато хлеборез в этой ситуации вырастал в могущественного хищника, перед которым лебезили и пресмыкались сотни доведенных до отчаяния зеков.
Объединившись с другими придурками (старостой, нарядчиком, завхозом, поваром), они превращались в стаю хищников.
В союзе с этими вельможными подонками царствовали и несколько отпетых бандитов — «королей» уголовного мира, узурпировавших власть.
Связанная круговой порукой, эта шайка мерзавцев держала в своих руках всех! Не составляло исключение и начальство лагеря — этих приручали взяткой.
Любое сопротивление подавлялось в зародыше. С особенно строптивыми и правдолюбцами расправлялись жестоко, вплоть до убийства, чтобы неповадно были другим. Суд вершили руками «шестерок»— рядовых жуликов, и за страх и за совесть преданных своим главарям.
С одним из главарей мне довелось познакомиться чуть ли не сразу же после прибытия на «Глухарь».
— Тебя хочет видеть дядя Паша! — сказал мне один из блатных, с которым я сидел в карцере.
— Зачем я ему понадобился?
— Он сам тебе скажет. Пошли.
Не пойти было нельзя. Ослушников дядя Паша не любил и строго наказывал.
О дяде Паше — «крестном отце» блатного мира Омчагских лагерей — ходили легенды. Я слышал о нем еще на транзитке во Владивостоке, в ожидании этапа на Колыму… Оказывается, и до него добрался Лебедев, и его упек на штрафной «Глухарь»!.. Ну и молодец Николай Иванович!
В бараке, куда мы пришли, жили придурки и прочие привилегированные зеки, не занятые на грязных физических работах в забое… Здесь было тихо, чисто. Сюда редко заглядывало начальство.
Тут, в самом дальнем углу, и располагался упырь дядя Паша.
Тихий, чахоточного вида «пахан» лет пятидесяти пяти мирно сидел на одеялах, разостланных на нарах, и потягивал из алюминиевой кружки «чифирок». За его спиной знакомая компания блатных, недавно вместе со мной отбывавшая десять суток карцера, резалась в карты, в «коротенькую»…
Вот, значит, какой он, знаменитый «дядя Паша»!.. Вор «в законе», один из немногих, оставшихся еще в живых на Колыме, «королей». Верховный судья и прокурор всех блатных, «качавших права» друг с другом…
Я поздоровался.
Дядя Паша зацепился за меня колючим, как репей, взглядом. Далеко запрятанные за лохматыми короткими бровями острые глазки изучали меня.
— Доброго здоровьичка, милок!.. Доброго здоровьичка… Присаживайся. — Он приветливо закивал головой, не спуская с меня нацеленных глаз.