пал их, так что можно было не беспокоиться об уборке.
Нанни, словно догадавшись, о чем я думаю, спросила:
– Что, не нравится такая жизнь? И охота на волков тоже не по душе?
Она протянула мне кружку с кипятком. Обхватив ее ладонями, я почувствовала, как согреваются пальцы. Потом поднесла к губам, подула и отхлебнула.
– Зачем убивать так много? – спросила я немного погодя.
Нанни рассмеялась. Не со злости, наверное, просто решила, что я дурочка. У нее были мелкие редкие зубы.
– Настрелять побольше – в этом весь смысл, – ответила она.
– Но… почему? Разве недостаточно убивать ровно столько, чтобы быть сытой? А волчата? Их-то хотя бы можно было не трогать?
– Волчата – главная моя добыча, – перебила Нанни. – Каждую ночь, лежа в темноте, я мечтаю, что к шесту с мясом придет волчица с волчатами. Знаешь, какую отличную цену дают за каждого волчонка?
Она сунула руку в карман куртки, вынула кошелек, расстегнула и показала мне. Сколько там было серебряных монет! Гораздо больше, чем Фредерик получил за свою работу на корабле.
– Все это за волков, которых я продала в поселковые лавки, – сказала Нанни. – Тамошние торговцы сбывают зверей на корабли, а те увозят их в дальние края – на большие острова, где полно богачей, мечтающих о белых шкурах на полу и белом волке во главе упряжки.
Она закрыла кошелек и сунула назад в карман.
– Каждый выживает как умеет, – сказала она. – Так поступают волки, так поступаю и я.
Она вздохнула и посмотрела в отверстие в стене.
– Да когда же это кончится! – пробормотала она.
Она имела в виду метель. Снег валил уже много часов кряду, ничего нельзя было разглядеть в этой грязно-белой кутерьме. Нанни не выходила проверять сигнализацию – ждала, когда снегопад поутихнет. Но время шло, и она начала терять терпение. Банки на веревке висели недвижимо и не издавали ни звука. В конце концов Нанни принялась расхаживать взад и вперед, досадуя, что приходится вот так сидеть сложа руки.
– Мясо, поди, свалилось с шеста, – сказала она, словно на самом деле увидела, как оно упало в снег, а какой-то волк сожрал его в один присест и убежал прочь, сытый и довольный.
Вдруг она подошла к своему ружью, взяла его и решительно направилась к двери.
– Все-таки пойду посмотрю.
Ей пришлось всем телом навалиться на дверь – так нас занесло снегом.
Я закрыла за ней, а потом подошла к дыре в стене – посмотреть, где Нанни, но в белом месиве ее было не различить.
Зато теперь я услышала, какая здесь царит тишина. Лишь тихо-тихо потрескивал огонь в очаге, а больше – ни звука. Снежинки, метавшиеся в воздухе, бесшумно опускались на мягкую кровлю, под крышей не слышно было, как завывает и стонет ветер.