Наступил вечер. Торговцы запирали свои магазины. Сгущались сумерки. Я направилась в гавань. «Ветреный» и «Бездомный» уже вышли в море, но «Медведь» – роскошная большая шхуна, недавно пришедшая в гавань, – все еще красовался у причала.
На крыльце конторы стоял тот самый жирный старикашка. Он не сводил глаз с двух подозрительных типов, которые толклись у рыбацких лодок. Я была страшно зла на этого старика, и мне вовсе не хотелось с ним разговаривать, но пришлось. Собравшись с духом, направилась прямиком к крыльцу. Я кашлянула, чтобы он меня заметил, но толстяк продолжал, прищурившись, следить за теми двумя.
– Здравствуйте, – сказала я.
Он на миг опустил взгляд и пробормотал что-то в ответ.
– Я хотела узнать, когда отплывает «Медведь». И куда он направляется?
– Эй вы там! – заорал старик. Мужчины на пристани замерли и посмотрели на него. – Если здесь нет вашей лодки, так и убирайтесь подобру-поздорову!
– Что, уже и поглазеть нельзя? – крикнул в ответ лысый коротышка и махнул рукой. Голос у него был резкий и противный.
Старик хмыкнул.
– Тоже мне, рыбаки выискались! Я проходимцев сразу распознаю! Проваливайте-ка отсюда!
Похоже, что лысый был не прочь продолжить перепалку, но второй, длинноволосый и бородатый, сказал что-то своему приятелю, и они ушли.
Старик следил за ними и, лишь когда парочка скрылась в конце улицы, повернулся ко мне и спросил:
– Ну, чего тебе?
– Хотела узнать, когда «Медведь» выходит в море, – повторила я и кивнула в сторону корабельного трапа. – Хочу поговорить с капитаном, нет ли у него для меня работы.
Старик хмыкнул.
– Разве Урстрём не сказал тебе, чтобы ты и думать об этом забыла?
– Говорил, но спросить-то хоть можно.
Он смерил меня взглядом.
– Теперь до весны никто из гавани не уйдет. Так что если тебе не терпится выйти в море – пускайся вплавь.
– А как же «Медведь»?
– «Медведь» приписан в нашем порту и останется зимовать здесь. Поняла?
С этими словами он развернулся на каблуках и скрылся у себя в конторе. Он явно был не из тех, кто стал бы заботиться об оставленном ребенке.
Я пошла по улице. Почти в каждом втором доме ставни были закрыты. Какой-то человек распахнул окно и вылил горшок, другой пытался оторвать от земли примерзшие санки. Никто не обращал на меня внимания. Никому и в голову не приходило спросить, что я тут делаю и не нужна ли мне помощь. Только Нанни тогда спросила. Но от нее я сама сбежала. В животе росла тревога, она ощущалась все сильнее и сильнее. Я не знала, куда идти. Приближалась ночь, и тьма уже почти окутала Волчьи острова. На небе зажглись первые звезды. Что мне было делать?