Я обхватила его за пухлый живот и осторожно понесла по темному гроту, пробираясь среди вонючих ракушек.
Свет, словно кулаком, ударил в лицо, когда мы вышли наружу. Море было серое, ветер дул порывами – волна за волной. За ночь температура понизилась. Мое дыхание превращалось в облачко хрустального пара. Я спустила малыша с рук. Он уперся ручонками и заскользил к берегу. Я огляделась. Что едят на Снежной Розе? Тут не было ни кур, у которых можно было бы позаимствовать яйца, ни кустов, на которых можно было бы набрать ягод. У меня не было ни снастей для рыбалки, ни сачка, чтобы поймать тупика. Ответ очевиден. На Снежной Розе можно было питаться только тем, что ели русалки. Малыш уже лежал в полосе прибоя и был занят сбором добычи.
Я пошла к нему. Дно было полным-полно иссиня-черных блестящих раковин – набирай сколько хочешь. Я выбрала шесть-семь штук, и руки заболели от холода. Разбив скорлупу, я достала холодное скользкое мясо и, сунув в рот, заставила себя проглотить. Не так уж и плохо. Дома нам иногда приходилось есть залежалую селедку – это было похуже. В любом случае приятно было набить чем-то живот. Жизнь на Снежной Розе, похоже, однообразна и тосклива: вечно вонючий грот и одни мидии на завтрак, обед и ужин.
Зато малыш ел с большим аппетитом. Он ловко разгрызал раковины и ни разу не порезался, а потом высасывал мясо. Время от времени он посматривал на меня своими голубыми глазами. Его взгляд больше не казался мне печальным. Нам не так уж плохо было вместе – ему и мне.
Я запихнула в себя три пригоршни мидий и почувствовала, что наелась. Отерев рот рукавом, я подняла глаза и посмотрела на море. Вот бы увидеть там лодку! Вот бы хоть кто-нибудь проплыл мимо, чтобы вытянуть сети или поставить ловушки. И хорошо бы кто-нибудь там, в лодке, заметил меня, как я стою на берегу, брошенная на произвол судьбы и несчастная.
Я несколько часов бродила по острову без всякой цели, но при этом не спускала глаз с моря. Малыш не оставлял меня в покое: все время вертелся у ног, тянул и кусал меня за сапоги, а то еще протягивал ручонки и просил поднять его.
– На-наа! – вот все, что он говорил.
– Ну ладно, – сдалась я наконец. – Хочешь посидеть у меня на коленях?
Солнце пробилось сквозь серое шерстяное одеяло, затянувшее небо, и стало немного теплее. Я взяла малыша на руки и направилась ко входу в грот. Там был камень, на котором можно было немного отдохнуть. Но не успела я дойти туда, как споткнулась обо что-то в снегу и упала. Малыш скатился на землю и заплакал так, что слезы полились в три ручья. Мне пришлось долго его гладить и похлопывать, чтобы успокоить. Потом я поковыряла немного снег – посмотреть, обо что же я споткнулась. Это оказалась старая доска. Обломок шлюпки, который, судя по всему, провалялся здесь уже не один год. Я вздрогнула: что-то жуткое было в том, что, проведя целый день в поисках лодки, я наконец нашла лишь обломки. Не очень-то радостная находка.