Минут двадцать спустя, чуть заметным движением головы бабка позвала внука к себе:
— Возьми стакан и налей ему с той банки, которая на сорок дней стоит. Все равно никто не вспомнит через сорок-то дней.
После этой фразы я, конечно же, возмутился: слово «никто» включает и меня, что ли? Куда же тогда деть наши совместно прожитые годы. Жила, жила, мудрела — мудрела, и нате вам.
— А батька твой, — сказала она уже совсем громко, — между прочим, еще и не такую музыку делал — как кудрями трясанет, как бросит пальцы. Девки из-за него с топорами друг за дружкой бегали.
Ленька приглушил гармонь и вмешался:
— Про топоры — это интересно. Он что, гармонистом на женском лесоповале работал?
Бабка махнула рукой:
— Не морочь ребенку мозги своими лесоповалами. Или неймется вспомнить, откуда такие зубы привез?
Ленька сделал вид, как будто «только что обиделся, но уже все простил».
Через минуту Сашка отыскал четыре банки с самогоном. На них были наклеены полоски лейкопластыря с надписями: «Поминки» (две трехлитровые банки), «9 дней» (одна), «40 дней» (одна двухлитровая). Внизу под надписью «40 дней» он дописал «минус 1 ст.». Через полчаса «1» исправил на «2».
Репертуар у Леньки был достаточно скудным, все песни он подгонял под одни и те же «переборы» и даже в «Ландышах» мне слышалось почему-то «Не морозь меня».
Потом они ели гречневую кашу. Бабаня — почти лежа, а Сашка с учителем — сидя на стульях с тарелками в руках. Самогонный перегар и тонкий запах гречневой каши все же сделали свое дело и «утащили» меня лет на пятьдесят назад, в далекую Сибирь, в какую-то теплушку, которая много дней никуда не ехала.
«По диким степям Забайкалья, где золото роют в горах, бродя-я-яга, судьбу проклиная…». Кстати, я уже давно заметил, что в прошлое меня чаще всего возвращают запахи. Запах самогона и перегара — особенно.
Перед уходом Ленька обнял своего «ученика». Не знаю, откуда это у меня — но я ужасно не люблю видеть, как обнимаются мужики. Другое дело, когда они бьют друг другу морды — это красиво, это интересно, в этом есть завязка и развязка. А здесь — один пьяный и в возрасте, другой молодой, но с бородой. Пьяный лезет целоваться, молодой — стесняется. Пожали бы друг другу руки, чтобы в соседней комнате было слышно, как хрустят пальцы, — это было бы красиво.
Оторвавшись от тела ученика, Ленька сказал:
— Ты это, дурака валять брось, сними бороду и ложись спать, а в понедельник поедешь с мужиками церковь делать. Мозги на плечах есть, руки висят правильно, и потом — целый месяц будешь ближе к Богу. Понимай, зачтется когда-нибудь. Тридцатирублевым работать будешь. Тридцать рублей в день — состояние. Я бы и сам — ближе к Богу, но начальник, бермундей, отпуск не дает. И к тому же — высота-а-а. И не думай, что я пьян. Утром в десять у тебя как штык. Будь здоров, профессор.