, пронзая копьём грудь поверженного.
— Учитель и ученик. Разговор. Сочинение Велимира Хлебникова, — прочёл Маяковский под рисунком. — Херсон, тысяча девятьсот двенадцатый год. Свеженькая…
— Первая Витина книженция. Всего месяц как вышла, — сообщил Бурлюк. — А рисовал Володька, брат мой… Уж не обессудьте, что в таком виде: жарища, с меня льёт, как в бане.
Маяковский брезгливо перевернул несколько слипшихся от пота страниц.
— А где стихи? — спросил он. — Текста кот наплакал, цифры, таблицы…
— В том-то и дело! — Бурлюк сверкнул глазом. — Стихи для Вити — это слишком просто. Частный случай, как говорят математики. Есть художники слова, есть художники карандаша или красок… А Велимир Хлебников — художник вообще! Вот у кого поучиться глобальности мышления… Знаете, что у вас в руках? Бомба! Настоящая бомба, доложу я вам!
Маяковский восторгов Бурлюка не разделил и усмехнулся:
— Ну, уж бомбу-то мне в руках держать доводилось. И это на неё похоже мало, — он разгладил влажную страницу и начал монотонно читать наугад, прыгая через строки. — Бег бывает вызван боязнью, а бог — существо, к которому должна быть обращена боязнь… Также слова лес и лысый, или ещё более одинаковые слова лысина и лесина… Лес есть дательный падеж, лысый — родительный… Место, где исчезнул лес, зовется лысиной… Также бык есть то, откуда следует ждать удара, а бок — то место, куда следует направить удар…
Он поднял глаза на Бурлюка:
— И это вы называете бомбой? Смешно! Лес и лысина — одно и то же слово в разных падежах? Что за… Нет, интересно, конечно. Интересно. Неожиданный такой эксперимент, вполне футуристичный…
Теперь уже пришёл черёд Бурлюку возмутиться:
— Вы говорите, интересно?! Смешно, говорите?! Вот вся эта чушь — футбол и прочее перетягивание каната, всё это — действительно смешно. А вы только что прочли гениальные строки! Велимир нащупал путь к началу начал… Представьте наш мир давным-давно, миллионы лет назад. Всё есть, а человека ещё нет. Нет носителя сознания, понимаете? И некому понять, что это такое вокруг и зачем оно возникло. Пока людей, пока нас с вами нет — нет и смыслов того, что уже есть…
— Вам голову напекло, Давид Давидыч, — участливо сказал Маяковский, — выпейте ещё пива. Может, отпустит…
Но Бурлюк только отмахнулся:
— Вы послушайте! Изначально у всего сущего смысла нет. Никакого смысла ни у деревьев, ни у реки… И у солнца этого, будь оно неладно, тоже сначала никакого смысла нет! Вернее, смыслы есть, но они схлопнуты, спрессованы вот так… — Давид сложил свои большие розовые ладони. — А потом появляется человек, и начинает их открывать, один за другим, всё шире и шире, и пытается выразить словами смысл реки и солнца, бега и бога…