На обормоте — шапка,
На шапке — крест,
Кто угадает —
Того под арест.
Политическая сатира после революции девятьсот пятого года стала популярной…
До памятника, впрочем, Бурлюк с Маяковским не дошли, свернув чуть раньше направо, в Пушкинскую улицу. Здесь посреди палисадника и маленькой площади на постаменте с золотыми буквами понуро стоял бронзовый Пушкин — первый петербургский памятник поэту, творение того же Опекушина, что ваял статую на Тверском бульваре в Москве.
А за площадью, в двадцатом доме, друзей ждало временное пристанище: добрый знакомый оставил Бурлюку ключи от номера в гостинице со звучным названием «Пале-Рояль», фасад которой украшал баронский герб.
Доходный дом баронессы Таубе больше походил на архитектурно облагороженный цейхгауз. Благодаря Александру Дюма любой гимназист знал его тёзку: шикарный дворец выстроили для кардинала Ришелье возле Лувра. В парижском Palais Royal коварные гвардейцы кардинала строили козни против мушкетёров короля. Но Петербург — не Париж, так что аристократические ассоциации дальше названия не пошли. Реклама гостиницы «Пале-Рояль» в газете выглядела сухо и прагматично.
175 меблированных комнат от 1 р. до 10 р. в сутки (включая постельное бельё). Месячно — уступка. Электрическое освещение бесплатно. Ванны. Телефон. Комиссионеры. Просят извозчикам не верить.
Рядом с Невским, тем более около вокзала, популярностью пользовались комнаты на пару часов или на одну ночь. Однако «Пале-Рояль» не стал домом свиданий: здесь держались строгих принципов, и любовникам приходилось искать для утех другие места. Рубль в сутки — цена не заоблачная, но простенькую комнату в Петербурге можно было нанять вдвое дешевле, рублей за пятнадцать в месяц. Так что у баронессы Таубе селились даже не столько приезжие, сколько работающие холостяки и семейные зимогоры — те, что круглогодично квартировали в уютных пригородах столицы и наезжали в город лишь по делам, на несколько дней.
Постепенно «Пале-Рояль» стала обживать пишущая братия. Зачин принадлежал Глебу Успенскому: гостиница устраивала его близостью к редакциям «Русского богатства» и «Отечественных записок», а ещё тем, что в семнадцатом доме — через улицу — жил психиатр Синани, который выводил из запоев.
Следом за Успенским в гостинице начал регулярно загуливать сбегавший от жены Александр Куприн — автор язвительного сравнения стокгольмской Олимпиады с Цусимой. Собутыльниками Куприна становились мужчины рискованных профессий — авиаторы, цирковые борцы и акробаты, — и женщины рискованного поведения, млеющие от авиаторов, борцов и людей искусства.