1916. Война и Мир (Миропольский) - страница 73

— Очень зря, — дрогнул усиками в ниточку ещё один гость, молодой человек в дорогом костюме и со сверкающим пенсне на носу. — Мы бы с тобой там славно провели время. Мог бы не уезжать так далеко от матушки.

Александр Карагеоргиевич, сын сербского короля, до учёбы в Оксфорде закончил Пажеский корпус в Петербурге. Сейчас он сидел в большом мягком кресле, закинув ногу на ногу, и дымил толстой сигарой.

— Нет уж, благодарю покорно, — Феликс энергично помотал набриолиненной головой, — военная служба не по мне. Да и вообще любая служба. Я — прирождённый плейбой, джентльмены!

С учётом того, как он выглядел, фраза прозвучала особенно убедительно.

Жак де Бестеги вдруг рассмеялся, и Франкетти с удивлением взглянул на него.

— Простите, — сказал Жак, — я вспомнил историю, которую Джек точно ещё не слышал… И вы, наверное, тоже, — он обратился к офицерам. — На первом курсе мы все жили в самóм колледже. И должны были возвращаться не позже полуночи. Опоздаешь трижды за семестр — выгонят.

— Мы таким устраивали торжественные похороны, — включился в разговор Освальд Рейнер, который держался около фуршетного стола и опасливо поглядывал на икорницу. — После панихиды провожали на вокзал под похоронный марш. Оркестр приглашали, и шли за ним через город с поникшими головами, со шляпами в руках! А Феликс, чтобы спасти нарушителей, придумал связать из простыней верёвку…

— Это я рассказываю! — оборвал его де Бестеги. — Так вот, Феликс придумал эту штуку с верёвкой из простыней. Он ведь занимал у нас весь первый этаж. И тот, кто возвращался ночью, стучал ему в окно. Феликс тогда выбирался на крышу и сбрасывал верёвку.

— Да, — не удержался князь, — а однажды мне постучали уже под утро. Я спросонья не разобрал, кто стучит, спустил верёвку и поднял… полицейского!

Компания расхохоталась.

— И что же? — спросил Келл. — Это сошло вам с рук?

— Спасибо, вмешался архиепископ Лондонский, замолвил словечко, — ответил Юсупов. — Иначе выгнали бы меня, точно!

— Чёрт, как жаль, что ты уезжаешь! — вдруг сказал Франкетти. Он оборвал мелодию, и все тоже притихли. Стало слышно сопение и фырканье раскормленного бульдога.

Глянув на пса, молчание нарушил Вернон Келл.

— Как его зовут?

— Панч, — живо отозвался князь. — С ним тоже связана одна забавная история. Я забрал его на каникулы с собой, в Россию. А законы здесь у вас неумолимые. Шесть месяцев карантин — и только после этого разрешают ввозить собаку обратно в Британию. Но я же не мог расстаться с моим Панчем на целых полгода! И когда возвращался сюда через Париж, заглянул к одной… в общем, старой русской куртизанке. Мы накормили его снотворным, завернули в пелёнки, надели чепчик. Старушка нарядилась няней, и вот так втроём добрались до Лондона: няня, я и мой младенец!