— Соображаю. Даже очень. А сам соображаешь? Ты моей подруге нужен так же, как козлу бубен на шее. Поиграться, потешиться и выбросить. Для большего ты не годишься. Зачем ты к ней приехал? Узнал, что богатая? Что муж старый? Что алкаш? На чужое позариться решил. Только ты Тоньку плохо знаешь. Она вовсе не дура. Обхватит, перекусит и сожрет! Вот кто такая Тонька. — Светлана Ивановна шагнула к нему, вдруг перешла на спокойный тон: — Я тебе сказала… Почти все сказала. Будут еще вопросы, добавлю. А сейчас обними… Ну, обними же меня… Забудем глупости, которые говорили, просто будем любить… Любить, котик, любить. Я тебя прощаю, сладкий…
Гордеев хотел с ходу ударить ее по лицу, но вовремя остановился, толкнул с такой силой, что Светлана отлетела к постели, упала на нее.
Артур подхватил куртку и вышел из номера.
Антонина сидела у окна своей комнаты, смотрела во двор. Лицо ее все еще было в кровоподтеках и ссадинах.
Услышала шум подъехавшей машины, затем скрип механических ворот, увидела, как на землю спрыгнул муж, вынул из салона большой букет, глянул наверх, направился в дом.
Антонина ложиться в постель не стала, осталась по-прежнему сидеть у окна, на шаги не оглянулась.
Михаил подошел, протянул цветы.
— Спасибо, — еле слышно произнесла Антонина.
Михаил поискал место, где примоститься, опустился на кровать.
— Чего встала?
— Спина болит. Как бы пролежни не начались.
— Может, все-таки доктора позвать?
— И что ты ему скажешь?
— Заболела, скажу.
— И поэтому вся морда в синяках?
Михаил хотел взять ее за руку, но Антонина отстранилась от него. Помолчали, Михаил тихо спросил:
— Тонь… А правда, где ты была все эти дни?
— На вокзале, — произнесла она, глядя в потолок.
— На каком вокзале?
— На обыкновенном. Хотела поехать к тетке.
— А чего мне не сказала?
— Миш, не надо. Ладно?
— Обиделась? Из-за денег? Что не дал на больницу?
— Сутки пооколачивалась, передумала все, взвесила, потом вернулась к тебе. Куда я без копейки?
— А Артур уехал к себе?
— Наверное. Не знаю.
Михаил достал из кармана штанов упаковку мужского парфюма.
— Я для него даже хороший одеколон купил. Крепкий, настоящий.
— Хорошо. Может, когда-нибудь и передашь. — Антонина помолчала, облизнула языком пересохшие губы. — Я вот что, Миша, хочу тебе сказать.
— Я тоже с этим пришел. Хочу, чтобы простила.
— Считай, что простила. Но я о другом. — Она повернулась к нему, печально улыбнулась. — Уйду я от тебя, Миша.
Михаил от ее слов на миг задохнулся, его качнуло:
— Как?
— Приду в себя и уйду.
— Нет… Нет! — Михаил тяжело и медленно повел головой. — Ты не можешь уйти.