— Нет, Гарри.
— Да, тот же. Хотел бы я знать, какова будет твоя дальнейшая жизнь. Не надо портить ее отречениями! Сейчас ты само совершенство. Не вздумай себя уродовать! В тебе нет ни единого изъяна. И не качай головой: ты знаешь, что это правда. Не обманывай себя, Дориан. Жизнь не подчиняется ни воле, ни намерению. Она зависит от нервных волокон и неспешно создаваемых телом клеток, в которых прячется мысль и грезит мечта. Ты чувствуешь себя в полной безопасности, считаешь себя сильным. И вдруг вот оно: случайно упадет свет на какой-нибудь предмет в комнате, изменится тон неба, нотка некогда любимого аромата навеет воспоминания, попадется вновь строчка забытого стихотворения или каденция из музыкального произведения, которое ты давно перестал играть… Говорю же, Дориан, от таких пустяков и зависит наша жизнь! Об этом есть где-то у Роберта Браунинга, то же говорят нам и собственные чувства. Стоит мне уловить аромат белой сирени, как я заново переживаю самый странный месяц моей жизни… Поменяться бы с тобой местами, Дориан! Свет осуждает нас обоих, но перед тобой он еще и преклоняется. И всегда будет преклоняться. Ты — представитель типа, которого наш век ищет и в то же время страшится найти. Как я рад, что ты ничего не создал — ни статуй, ни картин, ничего, кроме себя! Твоим искусством стала жизнь. Ты переложил себя на музыку. Дни твоей жизни — твои сонеты.
Дориан встал из-за рояля и провел рукой по волосам.
— Да, жизнь изумительна, — пробормотал он, — но я не стану жить так и дальше, Гарри. И не смей говорить мне подобных нелепиц! Ты знаешь обо мне далеко не все. Если бы узнал, то непременно бы от меня отвернулся… Смеешься? Напрасно!
— Почему ты перестал играть, Дориан? Вернись и сыграй тот ноктюрн еще раз. Посмотри на огромную луну цвета меда, что висит в туманном небе. Она ждет, пока ты ее зачаруешь, и если ты сыграешь еще, она спустится ближе к земле. Не станешь? Тогда поехали в клуб. Вечер был прелестный, давай закончим его соответственно. Кое-кто у Уайта непременно хочет с тобой познакомиться — юный лорд Пул, старший сын Борнмута. Он уже перенял твои галстуки и умоляет представить его тебе. Приятный юноша, немного напоминает тебя в свое время.
— Надеюсь, что нет, — заметил Дориан с грустью в глазах. — Гарри, я устал. В клуб сегодня не пойду. Уже почти одиннадцать, я хочу лечь пораньше.
— Что ж, оставайся. Ты никогда не играл так, как сегодня. Было в твоей манере игры нечто удивительное. Прежде мне не доводилось слышать в этом ноктюрне столько экспрессии.
— Все потому, что я решил стать хорошим, — ответил Дориан Грей с улыбкой. — Я уже немного изменился.