— Лучше бы она заболела! — откликнулся он. — Мне кажется, она просто бесчувственна и холодна. Она совершенно переменилась! Вчера вечером это была великая актриса. Сегодня же она едва дотягивает до ничем не примечательной бездарной лицедейки.
— Не говори так ни о ком, кого любишь, Дориан! Любовь вещь куда более прекрасная, чем искусство.
— И то, и другое лишь формы подражания, — заметил лорд Генри. — Давайте же уйдем. Дориан, не стоит тебе здесь задерживаться. Плохая игра вредит моральным устоям. К тому же навряд ли ты захочешь, чтобы твоя жена оставалась на сцене, поэтому совершенно не важно, что она играет Джульетту как деревянная кукла. Девушка прелестная, и если она знает о жизни столь же мало, сколь и о сценическом искусстве, брак с ней будет восхитительным. Существуют всего два типа по-настоящему очаровательных людей — первые знают абсолютно все, вторые не знают абсолютно ничего. Боже правый, дорогой мой мальчик, не гляди с таким трагизмом! Секрет вечной юности в том, чтобы никогда не испытывать некрасивых эмоций. Поехали в клуб со мной и Бэзилом. Будем курить папиросы и пить за красоту Сибилы Вэйн. Она прелестна, чего еще от нее желать?
— Уходи, Гарри! — вскричал юноша. — Я хочу побыть один. Бэзил, ты тоже уйди. Ах, неужели вы не видите, что сердце мое разбито? — В его глазах вскипели горючие слезы, губы задрожали. Он прислонился к задней стенке ложи и закрыл лицо руками.
— Поехали, Бэзил, — проговорил лорд Генри со странной нежностью в голосе, и двое молодых людей вместе покинули театр.
Через несколько минут вспыхнули огни рампы, занавес подняли, и начался третий акт. Дориан Грей вновь сел в кресло. Он был бледен, надменен и безразличен ко всему. Пьеса тянулась своим чередом. Половина публики разошлась, топая тяжелыми башмаками и хохоча. Спектакль обернулся полным фиаско. Последний акт доигрывали при почти пустом зале. Занавес упал под хихиканье и ворчанье.
Как только все закончилось, Дориан Грей поспешил за кулисы. Девушка стояла в гримерке с выражением торжества на лице. В ее глазах горел огонь. Вся она так и светилась. Полуоткрытые губы улыбались лишь ей одной известной тайне.
Когда Дориан Грей вошел, Сибила подняла взгляд, и на лице ее разлилась безграничная радость.
— Как плохо я играла сегодня, Дориан! — вскричала она.
— Отвратительно! — ответил он, глядя на нее изумленно. — Отвратительно! Это было ужасно. Ты больна? Ты понятия не имеешь, что со мной творилось! Ты не представляешь, что я пережил!
Девушка улыбнулась.
— Дориан, — проговорила она, растягивая его имя певучим голосом, словно для алых лепестков ее губ оно было слаще меда. — Дориан, ты должен был догадаться. Но теперь ты понимаешь, верно?