— Увидеть мою душу! — пробормотал Дориан Грей, вскакивая с дивана и белея от страха.
— Да, — мрачно ответил Холлуорд с глубоким сожалением в голосе, — увидеть твою душу. Но это дано лишь Богу.
С губ юноши слетел горький издевательский смешок.
— Сегодня ты тоже ее увидишь! — вскричал он, хватая со стола лампу. — Пойдем, посмотришь на дело рук своих. Почему бы и нет? Если захочешь, расскажи потом всему миру. Тебе никто не поверит! А если и поверят, так еще больше станут мной восторгаться. Я знаю наш век лучше тебя, хотя ты постоянно о нем разглагольствуешь. Пойдем же! Хватит речей о моральном разложении! Пора встретиться с ним лицом к лицу!
Он топнул ногой в безумной гордыне. При мысли о том, что его тайну разделит другой человек, Дориана Грея охватил безудержный восторг. Автор портрета, источника его позора, до конца своих дней будет нести тяжкий груз осознания того, что он совершил.
— Да, — продолжил Дориан, подходя ближе и вглядываясь в строгие глаза художника, — я покажу тебе мою душу. Ты увидишь то, что дано лицезреть лишь Богу, как ты полагаешь.
Холлуорд отшатнулся.
— Дориан, что за богохульство! Не смей так говорить! Слова твои ужасны и бессмысленны.
— Ты и правда так думаешь? — Он снова рассмеялся.
— Я уверен. Все, что я сегодня тебе высказал, было ради твоего же блага! Ведь я всегда был тебе преданным другом.
— Оставь меня, наконец, в покое! Заканчивай, что хотел сказать.
Лицо художника судорожно исказилось. Он помолчал, и на него нахлынуло чувство безграничной жалости. В конце концов, какое право имеет он вмешиваться в жизнь Дориана Грея? Если юноша совершил хотя бы малую толику того, что о нем говорят, до чего же сильно он страдает! Холлуорд взял себя в руки, подошел к камину и постоял, глядя на поленья, усыпанные похожим на иней пеплом, и дрожащие языки пламени.
— Бэзил, я жду, — напомнил юноша, чеканя слова.
Художник обернулся.
— Вот что я тебе скажу! — вскричал Холлуорд. — Ты обязан дать мне хоть какое-то объяснение! Если ответишь, что обвинения ложны от начала и до конца, я поверю тебе. Опровергни же их, Дориан! Неужели не видишь, как я страдаю? О, Господи! Только не говори, что ты скверный, порочный и бесчестный!
Дориан Грей улыбнулся. В изгибе его губ проскользнуло презрение.
— Пойдем наверх, Бэзил, — вкрадчиво предложил он. — Изо дня в день я веду дневник и никогда не выношу его из комнаты, в которой пишу. Пойдем, и я покажу тебе.
— Если хочешь, Дориан, я пойду с тобой. На поезд я опоздал, но это не важно. Поеду завтра. Только не проси меня ничего читать сегодня. Все, что мне нужно, — простой ответ на мой вопрос.