В Уайт-Плейнсе серьезная автокатастрофа, и томограф все утро будет занят, поэтому повторная томография откладывается. Мать забегает меня повидать и передать бублики, прежде чем закружиться в вихре свадебных приготовлений.
— А где папа? — спрашиваю я.
— Он сегодня не в настроении, — отвечает мама, разглядывая ногти.
— Что ты имеешь в виду?
— В каком смысле — что я имею в виду? — удивляется она. — Он проснулся злой, со мной словом не обмолвился, а когда я уезжала, швырялся в Руди всем, что под руку попадется.
— О боже, — выдыхаю я. — А я-то думал, после того, что было вчера…
— Ты думал, что он окончательно выздоровел?
— Ага.
Она качает головой и грустно улыбается.
— Дуг, это теперь на всю жизнь.
— И как же ты с этим живешь? — спрашиваю я уныло.
Она печально пожимает плечами.
— Как всегда, — отвечает мать. — Надеюсь на лучшее.
— Мам, мне так жаль.
— Кроме того, — продолжает она, — я занимаюсь самолечением.
В полдень томограф еще занят, и я начинаю беспокоиться. Расс поставил на подоконник корзину для мусора, и мы на счет бросаем в нее скомканные журнальные страницы. Он выигрывает, потому что я ранен. И еще я неудачник. Когда у нас кончается бумага, Расс собирает все комки и складывает их на полу. Второй раунд.
— Давай делать ставки, — предлагает Расс.
— Я не могу встать с кровати.
— И проиграешь.
— Ладно, начинай.
Он бросает, лежа на полу за кроватью. Он бросает из туалета. Бросает, стоя спиной к стене.
— Всухую! — ликует Расс.
Он открывает дверь, чтобы бросить из коридора. За дверью стоит Брук: она как раз собиралась постучать.
— Мисс Хейз, — произносит Расс.
— Привет, Расс, — здоровается она, выглядывает из-за Расса и смотрит на меня. — Я не вовремя?
— Нет, что ты, — говорю я. — Заходи.
Брук робко заходит в палату. В джинсах и серой футболке поверх черной фуфайки с длинными рукавами она выглядит по-утреннему бодро.
— Я как раз собирался сбегать за газировкой, — встревает Расс. — Вам чего-нибудь принести?
— Нет, спасибо.
Расс уходит, и Брук садится.
— Ты в порядке? — спрашивает она.
— Да. Лучше прежнего. Наверно, должно было случиться нечто подобное, чтобы я кое-что понял.
— Ты пойдешь на свадьбу?
— Не-а, — отвечаю я. — Извини. Мне так хотелось пойти с тобой.
— Думаю, все к лучшему, — признается она, и что-то в ее тоне — жалость? грусть? злость? — меня настораживает. Я инстинктивно чувствую, что ничего хорошего не услышу.
— В чем дело, Брук?
Секунду она смотрит мне в глаза, потом отворачивается.
— Дуг, — тихо начинает она.
— Что, все так плохо?
— Думаю, да.
Я киваю, обдумывая новость. В общем, после всего, что случилось за последние сутки, такое развитие событий меня не удивляет. Я вспоминаю, что у нас было всего несколько свиданий, и это вовсе не конец серьезных отношений. Но сквозь морфиновое отупение я чувствую, как во мне что-то меняется: словно я потянул мышцу, и потом она будет болеть.