Ну ладно, она не так сказала, но ясно, что именно это она имела в виду.
— Рад познакомиться, — говорит мистер Сендлмен. От бокала, который он держал в руке, его ладонь влажная и холодная. Он невысокий и коренастый, очки с толстыми стеклами и густые усы делают его похожим на карикатуру на политика.
Миссис Сендлмен обнимает меня. Она добрая, полная и пахнет освежителем воздуха.
— Мы каждый месяц читаем вашу колонку, — произносит она. — Очень трогательно.
— Хорошо написано, — заявляет мистер Сендлмен. По крайней мере, мне так кажется. Под его усами не видно губ.
— Приятно с вами познакомиться, — отвечаю я, не в силах повернуться к ним лицом: из их глаз, точно липкая грязь, сочится жалость. Я понял: жалость — как пердеж. Когда сам портишь воздух — еще ничего, но когда это делает кто-то другой, уже нестерпимо.
— Это Расс, — говорю я. — Сын моей покойной жены, который, кажется, решил любой ценой пустить свою молодую жизнь псу под хвост, и я, похоже, бессилен ему чем-либо помочь.
Или что-то вроде того.
— Привет, — здоровается Расс.
— Дуг, — произносит Майк, робко пожимая мне руку и хлопая меня по спине.
Мы не общались с тех пор, как я не явился на обручение. Он позволил Дебби обо всем договариваться. Огромная ошибка.
— Спасибо, что пришел. Для нас это и правда очень важно.
— Не стоит благодарности, — отвечаю я.
— Послушай. Я понимаю, что время для всего этого было выбрано неудачно. Но поверь мне…
— Я не шучу, Майк, — я прерываю его резче, чем хотел. — Серьезно. Не будем об этом.
Он, похоже, хочет еще что-то сказать, но нечто в выражении моего лица, чего я сам не знаю, заставляет его заткнуться. Я бросаю взгляд в зеркало за барной стойкой, чтобы отметить точное выражение и запомнить его на будущее, но тут ко мне подходит метрдотель, чтобы отвести нас к столу. Я ловлю в зеркале свой взгляд, но он не особо грозен.
Как только мы садимся за стол, отец волшебным образом меняется буквально на глазах. Он сидит во главе стола и распоряжается, он красив и элегантен. На нем костюм в тонкую полоску, густые седые волосы зачесаны назад. Через очки в золотой оправе отец изучает карту вин. Он авторитетно общается с сомелье, расспрашивает, какого года урожая то или иное вино, и заказывает два сорта, потом снимает очки, складывает и кладет в нагрудный карман. Невозможно представить, что это тот самый человек, который час назад гонялся за мячом по лужайке, голый по пояс.
— Дорогая, — признается он матери, целуя ей руку, — ты выглядишь так же великолепно, как в день нашего знакомства.
— Ты так говоришь только потому, что это правда, — парирует мать, но она улыбается, и в глазах у нее стоят слезы. До удара Стэн никогда открыто не выказывал своих эмоций, он всю жизнь был флегматичен, и поэтому так странно слышать звучащее в его голосе искреннее чувство.