Три версии нас (Барнетт) - страница 110

Ева подходит к дочери и целует ее в макушку.

— На самом деле не хочешь, Дженнифер. Сейчас нужно позавтракать. Спускайся, и дедушка Синклер тебя накормит.

Она помогает Дженнифер надеть халат и любимые тапочки с Микки Маусом, подаренные когда-то Пенелопой и Джеральдом и способные положить конец любым пререканиям.

— А у дедушки Синклера есть хлопья? — с надеждой спрашивает Дженнифер.

— Думаю, да, — отвечает Ева. Когда они выходят на площадку, из спальни появляется Джим, зевающий и растрепанный.

— Доброе утро, — говорит он, сонно улыбаясь. — А кто меня поцелует?

— Папочка!

Дженнифер бросается к отцу и обнимает его за ногу; Джим поднимает девочку, и они прижимаются друг к другу носами — их особое приветствие. Ева смотрит на мужа и дочь, мысленно благодаря того, кого следует благодарить в таких случаях, за то, что им с Джимом удалось — она знает это наверняка — преодолеть трудные времена в семейной жизни, став терпимее, сильнее и лучше, чем прежде.

У Евы появилась привычка работать по утрам в кафе на Пляс дю Тертр.

Вначале ее это очень смущало: казалось нарочитым сидеть с блокнотом и ручкой в кафе, где полвека назад столько знаменитых писателей пили анисовую настойку. Ева ярко представляла, как Эрнест Хемингуэй хлопает ее по плечу со словами:

— Мадам, полагаете, вы в состоянии написать хотя бы одну настоящую фразу? А вы сможете ее узнать, когда та укусит вас за ногу?

Она поделилась своими сомнениями с Тедом, но тот лишь расхохотался.

— Ева, дорогая, ну когда ты уже привыкнешь к тому, что можешь с полным правом называть себя писателем?

Ева рассмеялась вслед за ним, почувствовав его правоту: литература сейчас стала для нее единственной работой, хотя доходы от первой книги не совпали с ее ожиданиями, а работу над второй она забросила. Через несколько месяцев после этого Ева приступила к третьему роману — о женщине средних лет, которая внезапно решает оставить своего вполне благополучного мужа, переехать в Париж и начать новую жизнь.

— Не слишком автобиографично? — спросила она как-то за ужином у Теда, пересказав ему сюжет.

Вопрос его слегка встревожил.

— Нет, конечно, — сказал он. — В конце концов, ты переезжаешь в Париж не одна. Или есть что-то, о чем мне надо знать?

Ева начала новую книгу еще в Лондоне, и дело пошло быстро, вдохновенно, но вскоре работа затормозилась. Вначале Евины оправдания выглядели убедительными: свадьба (малолюдная, со вкусом организованная церемония в городской церкви в Челси, куда были приглашены только родственники и близкие друзья, и последовавший за этим отличный обед в Реформ-клубе); переезд в Париж, со всей сопутствующей укладкой и распаковкой вещей. Устройство Сары в новую школу. Время, ушедшее на то, чтобы приспособиться к жизни в незнакомом городе. Но все, чем она пыталась отговориться потом, — косметический ремонт в квартире, предоставленной «Ежедневным курьером», попытки Сары завести новых друзей — было незначительным, даже с точки зрения самой Евы. Правда заключается в том, что она не знает, куда двигаться дальше. А кафе, где тебя постоянно что-то отвлекает — жужжание кофемашины, позвякивание колокольчика над дверью, ровный гул разговоров, понятных только наполовину, — отличное место, где можно спрятаться от осознания этого факта.