Ужин великолепен: коктейль из омаров, говяжий стейк, пирог из лайма.
— Любимые блюда Антона, — объявила Теа, ласково поглаживая мужа по затылку. Она по-прежнему стройна, вечернее платье из серого шелка сидит на ней безупречно. — Ему надо было родиться американцем.
Антон улыбается, гладит руку жены в ответ. Он выглядит как эталонный предприниматель средних лет: лощеный, на пальце перстень-печатка, и даже избыточный вес ему не мешает. Еве приходится постараться, чтобы вспомнить, каким брат был в детстве: вот он стоит в прихожей их дома в Хайгейте, одетый в белые брюки для крикета; а вот монотонно повторяет слова молитвы во время своей бар-мицвы. Но иногда брат смотрит на нее, и Ева видит, что тот мальчишка — беспокойный, склонный к проказам и готовый на все — никуда не делся.
— Она меня раскормила, — объясняет Антон. — И должен признать, это уже не щенячья пухлость.
За ужином Джим разговаривает в основном с Анджелой о своей последней выставке в галерее Стивена: небольшом собрании картин, предназначенных исключительно на продажу — свидетельство упадка былого интереса к работам Джима. Ева слышит вопрос Анджелы: «Как вы выбираете тему для рисования?» — и возвращается к разговору с Карлом; это высокий, исхудавший человек с грустным лицом. Он спрашивает у Евы: верно ли, что она недавно опубликовала роман (Ева кивает, ей самой пока еще верится в это с трудом); затем застенчиво интересуется, не была ли она замужем за актером Дэвидом Кертисом. Ева утвердительно отвечает на этот привычный вопрос и делится стандартным набором историй: про Оливье Рида (очаровательный), про Лос-Анджелес (в нем испытываешь некоторое одиночество), про Дэвида Лина (блистательный).
Ева расспрашивает Карла о его бизнесе. Он рассказывает о службе в торговом флоте и о детстве, проведенном в Германии (они обмениваются шутками, услышанными в детстве, и, хотя Карл говорит на немецком не так свободно, как она, Ева все равно смеется); и о своей жене Фрэнсис, с которой они прожили двадцать семь лет.
— Вам, должно быть, ее очень не хватает, — говорит Ева в конце ужина.
— Это правда.
Карл поворачивает голову вправо, чтобы поблагодарить официанта, убирающего тарелки из-под пудинга.
— Но жизнь продолжается. Нельзя жить прошлым, верно?
После кофе начинаются тосты. Первой говорит Теа. Затем наступает очередь Евы. Она поднимается, ощущая внезапную нервозность. Ловит взгляд Пенелопы, которая ободряюще улыбается ей из другого конца зала, а сидящий рядом с Евой Джим сжимает ее руку. Этого достаточно: теперь Ева может произносить речь. Закончив тост, она поднимает бокал за здоровье брата, и все присутствующие следуют ее примеру.