Спасение
Лондон, ноябрь 2005
Он просыпается от звука выстрела.
Джим лежит, не двигаясь, прислушиваясь к громкому стуку собственного сердца. Он стоял на подземной парковке, спрятавшись в тени от того, кто преследовал его, — фигуры без лица, в натянутой на голову балаклаве, с охотничьей двустволкой в руках…
Еще два выстрела, один за другим. Затем раздается голос:
— Папа. Папа! Это я, Дэниел. Открой!
Джим пытается заговорить и не может. Лежит неподвижно, тяжело дышит и ждет, когда пульс замедлится. Занавеска в гостиной не задернута, и помещение полно причудливых теней. Почему он не в спальне? Почему его сын колотит в дверь? Если потерял ключи, почему Ева его не впустит?
— Папа!
Голос Дэниела становится громче. Видимо, подошел к окну гостиной.
— Ты здесь? Открой мне, пожалуйста.
Джим возвращается в реальность постепенно — так контуры детского рисунка угадываются под пятнами краски. Сначала он начинает ощущать грубую обивку дивана, на котором лежит, потом видит испачканный собственной слюной рукав. Затем — батарею бутылок, выстроившихся полукругом и поблескивающих в сумеречном свете. И наконец Джим понимает: дом не его.
— Папа, открой. Я волнуюсь за тебя.
Но это должен быть его дом: иначе как он здесь оказался? И где же в таком случае Ева?
— Папа, я серьезно. Открой.
Это его дом, а не Евы. Он живет здесь вместе с Беллой и Робин. Но где они?
— Папа!
Раздаются глухие удары: кто-то барабанит по оконному стеклу.
— Пожалуйста, впусти меня.
Беллы нет дома. И Робин тоже. Джим здесь один. — Я говорю серьезно, папа. Если ты меня не впустишь, я позову полицию, и мы взломаем дверь.